Каторжный завод
Шрифт:
«…не стыдно вам перед девкой так унижаться…» — вспомнил он и снова увидел ее чужие глаза и злую, почти брезгливую, усмешку…
«Она поймет… она поверит мне…» — убеждал он сам себя, но и сам не верил себе…
Знакомый цветастый сарафан промелькнул в огороде среди высоких кустов смородины. Дубравин увидел, как Настя по лазу перебралась через плетень и быстро пошла по улочке, спускавшейся к пруду. Все сомнения разом отлетели, и подпоручик устремился за Настей. Но бежать по улице было непристойно, а когда он достиг плотины, Настя уже поднималась
По–впдимому, она отправилась в лес, непонятно было лишь, почему без ружья.
«Заодно и узнаю, за каким делом она столь часто в лес ходит, — подумал подпоручик. — Только бы не заметила».
Но Настя шла быстро и, ни разу не оглянувшись, скрылась в лесу.
Всю дорогу Настя спешила, словно гнались за ней. И только у самой землянки остановилась.
«Ой, девка, по той ли тропке идешь? — спросила сама себя и сама же ответила. — Некуда больше мне прислониться…»
Дверь в землянку, которую она, уходя, так тщательно заслонила сухим валежником, была открыта.
«Нашли! Схватили! А я, окаянная, два дня не была… На бариновы слова уши развесила!.. Ой, подлая!..»
Ноги враз обессилели, шагу не ступить. И в голове стук, как молотами бьют… Все куда-то провалилось, ничего нет впереди… одна чернота…
«Господи!.. Аль тебе мало!..»
И в это время из землянки глуховато, с хрипотцой не то песня вполголоса, не то сказ нараспев;
Летя–ат у–утки, Летя–ат у–утки И два–а гу–уся…Хотела крикнуть во весь голос… а прошептала чуть слышно:
— Ванюшка!..
Прижала руку к груди. Бьется, только что не выскочит… Постояла, прислушалась… Так это дивно… словно вовсе другой человек… Ни злобы в голосе, ни тягости. Рад человек, что к жизни вернулся…
Ох, ново лю–ублю, Ново лю–ублю, Ни–и дожду–уся…Не одну сотню раз бывала здесь Настя. Надежно укрывала ее старая землянка и в зимнюю метель, и в летний зной, и в осеннее ненастье. Всегда входила спокойно, как в дом родной…
Сегодня первый раз вошла с душевным смятением…
Иван сидел на чурбаке, вырезал Настиным ножом ложку из куска дерева.
Увидел Настю, обрадовался.
— Вот и кормилица моя! А я уж пригорюнился: завела себе дружка милого, позабыла меня, варнака.
Другой, совсем другой… Обличье то же… и борода, и кудри лохматые кольцами свесились на высокий лоб, и глаза темные, глубоко запавшие… Нет, глаза не те… добрые и веселые… смелые и ласковые.
Настя вспомнила другие, смотревшие на нее с жалкой и жадной собачьей
«Господи! Как я могла… руки мне целовал…»
Шагнула к Ивану, обняла его черную лохматую голову, прижала к своей груди.
Сказала с ласковым упреком:
— Напутал ты меня, Ванюша…
Нож и ложка выпали из рук. А руки сами потянулись к ее полным мягким плечам.
Он ли, пригнул, она ли склонилась… и вот уже лицо к лицу… и вся она приникла к нему, трепеща и вздрагивая…
…Иван очнулся первый. Приподнял голову…
Настя лежала, закрыв глаза.
Свет из оконца овальным пятном падал на ее лицо, золотил брови и длинные ресницы.
Иван шевельнулся, и тогда рука ее легла ему на плечо и полураскрытые, чуть припухшие губы прошептали:
— Не уходи!..
«Сиротинка моя… Куда ж я уйду?.. Навек меня повязала… Приголубила, пожалела варнака беглого… А я не пожалел… Где совесть-то!»
Уронил голову на ее плело, зашептал:
— Ты прости меня, Настенька!
Потрепала по влажным кудрям.
— В чем винишься-то?
— Не знал я… — не сразу нашел необидное слово, — что первый я у тебя…
Вздрогнула, словно ударил ее. Оттолкнула его голову. Рывком поднялась, села на постели.
— Бессовестный! — и заплакала горько, по–бабьи. — Ты что, думал, я казенная кружка!..
Убил бы себя за свою подлую дурость.
— Не обижайся, Настенька! Наш брат варнак… по себе судит… Отвык я от доброго…
Гладил ее, как девочку, по голове, осторожно грубыми негнущимися пальцами убирал со щеки выбившиеся из косы густые рыжие пряди.
Она, пряча лицо на его груди, дышала тяжело, вздрагивала, глотая слезы…
Настенька, родная… чтобы не плакать тебе больше никогда от меня…
Под чужой ногою сухо хрустнул валежник.
Иван отпустил Настины плечи, нагнулся за ножом, положил на постель у себя за спиной.
Подпоручик, пригибаясь, шагнул через порог и, не решаясь распрямиться, стоял, втянув голову в плечи, заслонив собою дверной проем.
Иван прежде всего разглядел тусклые звездочки на погонах, потянулся рукой к ножу и весь подобрался, словно готовясь к прыжку.
— Алексей Николаич! — вырвалось у Насти.
— Приятная встреча! — с почти истерическим смехом вскричал подпоручик. — Что же не представите мне счастливого соперника моего?
Еще более пригнувшись, он всмотрелся в. бородатое лицо и встретил горящий ненавистью взгляд.
— Эта физиономия мне незнакома, — процедил подпоручик сквозь зубы. — Сдается, приятель, ты не здешних мест жилец. Не пройтись ли нам с тобой к приставу?..
Подпоручик едва не вынес себе смертного приговора. Спасло его лишь то, что Настя была уже на ногах и успела к нему на мгновение раньше.
Сверкнувший в луче света нож не достал подпоручика. Но замах был столь яростен, что Иван смог лишь ослабить удар. Кровь проступила на рукаве светлого Настиного платья.