Кавалер Красного замка
Шрифт:
— Здесь, — сказал серый человек.
— Что здесь? — спросил Морис.
— Здесь мы найдем обоих зачинщиков.
Морис прислонился к стене, чтобы не упасть.
— Теперь, — продолжал серый человек, — тут есть три хода: главный, которым пойду я, этот и еще другой, который ведет в павильон. Я войду с шестью или восемью людьми в главную дверь; вы охраняйте вот эту дверь, приготовьте человека четыре или пять, да пускай трое самых надежных стоят у выхода из павильона.
— Я перелезу через стену, —
— Прекрасно, — сказал Лорен, — ты отопрешь нам дверь.
— С удовольствием; но только не освобождайте прохода и явитесь, когда я вас кликну. Все, что будет делаться внутри, я увижу из сада.
— А тебе знаком этот дом? — спросил Лорен.
— Бывал когда-то; собирался купить.
Лорен откомандировал трех человек в закоулки плетня, в нишу двери, а полицейский сыщик ушел с десятком национальных стражей брать силой, как он говорил, главный вход.
Через минуту шум их шагов затих, не возбудив в этом захолустье ни малейшего подозрения.
Люди Мориса стояли на своих местах и прятались как только могли. Казалось, все было споокойно и не происходило ничего особенного на старой улице Сен-Жак.
Морис закинул одну ногу через стену.
— Постой, — сказал ему Лорен.
— Что тебе?
— А пароль.
— И то дело.
— «Гвоздика и подземелье». Задерживай всех, кто не скажет тебе этих двух слов. Пропускай всех, кто скажет. Помни же!
— Благодарю! — сказал Морис и соскочил со стены в сад.
XXX. Гвоздика и подземелье
Первый шаг был ужасен; и Морису много надо было самообладания, чтобы скрыть от Лорена тревогу, которая охватила все его существо; но, очутившись в саду, один-одинешенек, среди ночного безмолвия, он стал спокойнее, и мысли его, вместо того чтобы беспорядочно копошиться в мозгу, ясно предстали его уму и могли быть проверены рассудком.
Как! Этот дом, который так часто посещал Морис с чистейшим удовольствием; этот дом, который он считал земным раем, был вертелом кровавых интрег! Ласковый прием и пламенная дружба были только притворством, а любовь Женевьевы была только страхом!..
Читатели наши уже знают расположение сада. Морис пробирался из кущи в кущу до тех пор, пока не скрыла его от лунного света своей тенью теплица, куда он был заперт, когда впервые забрел в этот дом.
Теплица находилась напротив павильона, в котором жила Женевьева.
Но в этот вечер вместо того, чтобы неподвижно озарять комнату молодой женщины, свет переходил от окна к окну. Сквозь полуприподнятую штору Морис заметил Женевьеву. Она поспешно складывала в чемодан пожитки, и он с изумлением увидел в ее руках оружие.
Морис привстал на тумбу, чтобы лучше видеть, что делается в комнате. Сильный огонь в камине привлек его внимание:
В это время дверь отворилась и в комнату вошел молодой человек.
Первой мыслью Мориса было, что это Диксмер.
Молодая женщина подбежала к вошедшему, схватила его за руки, и с секунду они смотрели друг другу в глаза, по-видимому, в сильном волнении. Отчего происходило оно — Морис не знал, потому что ни один звук не доходил до его ушей.
Но вдруг Морис смерил глазами рост вошедшего.
«Нет, это не Диксмер», — подумал он.
В самом деле, говоривший был худенький и маленького роста, между тем как Диксмер был высокий и плотный.
Ревность — сильная пружина; в одно мгновение Морис смерил глазами рост и талию незнакомца и внимательно рассмотрел его силуэт.
— Нет, это не Диксмер, — пробормотал он, как будто должен был повторить себе свои мысли, чтобы убедиться в коварстве Женевьевы.
Он приблизился к окну, но чем больше приближался, тем меньше видел: голова его горела.
Морис наступил на лестницу. Окно было футах в семи или восьми от земли. Он взял лестницу, приставил к стене, поднялся и приложил глаза к щели занавески.
Незнакомец, находившийся в комнате Женевьевы, был молодой человек лет двадцати семи или двадцати восьми, стройный, с голубыми глазами. Он держал молодую женщину за руку, утирая слезы, которые затемняли глаза Женевьевы.
Слабыый шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека обернуться к окну.
Морис удержался от крика: он узнал в незнакомце таинственного избавителя, который спас его на площади Шатле.
В это мгновение Женевьева выдернула руки из рук незнакомца и подошла к камину, посмотреть, все ли бумаги сгорели.
Тут Морис не мог долее выдержать; все ужасные страсти, терзающие человека — любовь, мщение, ревность, — сжали его сердце огненными когтями. Он воспользовался временем, сильно толкнул дурно притворенное окно и вскочил в комнату.
В ту же секунду два пистолета уперлись в его грудь.
Женевьева обернулась, услышав шум, и остолбенела, когда увидела Мориса.
— Милостивый государь, — сказал хладнокровно молодой республиканец человеку, державшему две смерти в жерле оружия, — милостивый государь, не вы ли кавалер Мезон Руж?
— А если б и я? — отвечал кавалер.
— О, если так, то вы человек смелый и, следовательно, спокойный, и я прошу позволения сказать вам два слова.
— Говорите, — отвечал кавалер, не отводя пистолетов.
— Вы можете убить меня, но не убьете прежде, чем я успею закричать, или, вернее, я не умру без того, чтобы не закричать. Если же я издам возглас, тысяча человек, оцепляющих этот дом, обратят его в пепел… Так опустите ваши пистолеты и выслушайте, что я скажу госпоже Диксмер.