Казна Кальвадоса
Шрифт:
Светало. Багровый диск солнца поднимался над джунглями. С берега послышался протяжный крик. Кто-то взял высокую ноту. Крик сменился клекотаньем. Смотревший в утренний туман Кальвадос оживился. Он сложил ладони вместе и прокричал в темноту. Из редеющих сумерек на берегу прорисовались плохо одетые люди с вершами, сетками и другими приспособлениями для рыбной ловли. Некоторые были в набедренных повязках. Кальвадос оживлённо заговорил с ними на языке, который в Москве не понимал ни один специалист.
– Кальвадос узнал своих, - сказал Витя.
Борис проснулся, услышал голоса
– Лысый дорогу выяснял, - объяснил Володя. Кальвадос показал раскрытую ладонь.
– До чего –то осталось пять чесов или пять километров.
Лодка пошла вперёд, река ещё больше расширилась и изменила направление. По воде гуляли лёгкие волны, охотились чайки. Через пять –шесть часов показался населённый пункт. Он состоял из неказистых домов обмазанных глиной, крытых соломой и пальмовыми листьями. В реку уходили хлюпкие причалы, стоявшие на сваях и выстланные стволами деревьев.
Лодка пристала к причалу. Путешественники ступили на берег. Их окружила толпа чумазых, нищенски одетых детей. Дети протягивали ладони, подносили сложенные пальцы к губам, давая понять, что хотят есть. Они бесцеремонно лезли в карманы путешественникам. От детей буквально приходилось отбиваться. Появились и взрослые. Они не просили, разглядывали туристов ничего не выражавшими взглядами. Борис на всякий случай посчитал необходимым незаметно переложить золотые часы из кармана в трусы. Павел на ломанном испанском спросил, где здание администрации или пункт туризма, отмеченный значком «i». Его не поняли.
– Полис! Полис! – закричал Володя , справляясь о полиции.
Толпа разбежалась, потом опасливо собралась вновь. Кальвадос безуспешно пытался переводить. Никто не понимал ни его, ни местных. Из толпы вышел седой благородный старик в домотканом рубище с лицом, покрытым восковой маской проказы, из-под которой пробивались рыжие волосы. Старик ухитрился внушить, надо идти за ним. Путешественники не без колебаний отправились за дедом.
Пока шли по деревне, отчаянно вертевший головой Витя мог убедиться и передать остальным, что нигде не видно вывесок с надписями « Полиция», « Госпиталь», «Школа», «Администрация» или «Магазин».
– Здесь живут дети природы, - заключил вернувший хорошее настроение Павел.
– Главное, чтобы они нас не съели, - заметил Володя.
– Не говори о еде, так есть хочется, - сказал Степанов.
– Съел бы вон того пацана? – Борис указал на грязного подростка, неустанно, разными способами пытавшегося залезть к нему в карман.
– Папа, если они украдут наши кредитные карты, что они с ними будут делать? – спросил Витя.
– Что мы тогда будем делать, сынок? – вздохнул Борис.
– На ваши карточки они оденутся у « Дольче и Габбана», - подсказал Павел.
Лепрозойный старик вывел туристов к автобусной остановке. Она представляла навес из пальмовых листьев на кривых столбах. У остановки стоял
Автобус понемногу наполнялся источавшими непереносимый запах крестьянами и крестьянками. Многие держали корзинки с курами и индюшками. Крепкая, выряженная, как из костюмерной сгоревшего театра, тётка везла пронзительно оравшего порося. Соломенные шляпы, застиранные юбки попугаевых цветов, невыразимые жилеты ковбойских фильмов, соседствовали с чёрными парами, видимо, снятыми с проповедников пытавшихся засеять джунгли христианством. Кто курит, кто плюёт на пол жевательный табак, головы всех повёрнуты к путешественникам.
Явился лихой внешности парень, в кожаных штанах и тужурке, сел на водительское место. С немыслимым скрежетом машина завелась и, подскакивая на неровной дороге, потащилась в столицу.
Два с половиной часа ехали по прямой. Справа и слева непроходимой стеной высился тропический лес. Обезьяны скакали по кустам, осторожно выглядывали парнокопытные.
На краю сельвы, у маленького ресторана, автобус сделал остановку. Крестьяне и русские туристы с Кальвадосом вышли размять ноги. Выпили крепчайшего кофе в крошечных дозах, в Южной Америке принято наливать на донышко. Выйдя на автобусную площадку, русские окинули взглядом окрестности. Впереди раскрывалось без конца и края золотое в лучах солнца поле. Сухие вытянувшиеся растения несли колос. Степанов вошёл в поле и сорвал несколько колосков. Сопровождавший его Володя с интересом их рассматривал. Степанов и Володя не могли ошибиться: пшеница, рожь, овёс. Первоначальная смесь злаковых, давшая питание, а следовательно, и жизнь первым людям, она сохранилась только в Парагвае. Здесь её называют пампой. Борис с сыном затеяли игру в прятки, когда водитель зычным голосом предложил пассажирам продолжить путь.
Дорога пошла мимо плантаций кофе, какао, рисовых полей. Встречались рощи кокосовых пальм и каучуковых деревьев. Из зарослей сахарного тростника вышли работники в широкополых шляпах с мачете за поясом. Долгим взглядом они проводили автобус. Проезд любого транспорта служил для них одной из немногих тем общения. У самой столицы появился асфальт, движение сделалось оживлённее. Грузовики везли лес, каучуковые шары, початки кукурузы, из живности – коров и свиней. Частных автомобилей было немного и все – старого образца.
Пригороды Асунсьона составляли хижины, лачуги, жалкие нагромождения грубо сколоченных построек из случайного материала, разной длины брёвен, каких-то реек, балок, сломанных ящиков. Многие строения не достигали человеческого роста. Люди находились в них лёжа, сидя, полусогнувшись. Угрюмыми зверьками выглядывали они из проёмов жилищ. Рядом бодро резвились оборванные дети, поколение за поколением донашивающие до истлевания обноски предшественников. Картину дополняли протянутые везде верёвки с сушащимся бельём.