Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
— Слушай, Петр, можешь ты меня минуты на две оставить одного? Мне надо собраться с мыслями.
— Случилось что-нибудь плохое?
— Нет, наоборот.
— Тогда хоть на час запирайся, — усмехнулся Моисеенко и, проведя Степана в комнату, вышел.
Степан, прибавив в лампе огня, развернул сверток с «Землей и волей», нашел Программу, всмотрелся, вдохнул в себя запах типографской краски, показавшийся ему сладостным, и, встав, довольный заходил по комнате. «Наконец-то осуществилось то, о чем мы мечтали. Начало положено! Теперь о союзе узнают
— Петр!
— Чего?
— Иди, брат, скорее сюда и посмотри, что лежит у тебя на столе!
— Сейчас поглядим! — сказал входя Моисеенко. — Никак Программа? Она и есть! Хорошо, Степан! Ну-ка, давай твою трудовую лапу. Вот так. Поздравляю! От души поздравляю!
— Спасибо! Что же теперь будем делать?
— Сколько экземпляров нам дадут?
— Еще не знаю… Сейчас поеду к Плеханову. Ты подготовь надежных ребят, чтобы завтра забрать большую часть и развезти по заводам. Остальные пошлем в провинцию.
— Сам займусь этим делом. Сам.
— Прежде всего снабди Программой всех членов комитета выборных и скажи, чтобы они продолжали запись в союз, вели одновременно сбор членских взносов.
— Но как и где брать Программу?
— Утром заезжай ко мне. Я буду знать. Заодно подумай, где устроить склад.
— Добро! А от Обнорского известий нет? Как там с типографией?
— Молчит… Боюсь, уж не схватили ли его в Москве?
— Все может случиться.
— Ну, я пошел, Петр, — поднялся Степан, — утром жду. Запомни: если случится беда — занавеска на окне справа будет задернута…
13 января Программа была развезена по заводам. Ее читали в рабочих кружках члены комитета выборных. В союз пожелали вступить многие. Записывали самых надежных, проверенных рабочих. Принимали от них членские взносы… Четырнадцатого вечером члены комитета союза собрались у Степана под предлогом «именин». Где-то достали гармошку. Веселились, пели песни, которые не могли вызвать никаких подозрений.
Были подведены первые итоги работы. Оказалось, что в союз записалось, как и предполагали Халтурин с Обнорским, около двухсот человек. Собрали порядочную сумму денег и много книг для центральной рабочей библиотеки.
Тут же решили создать несколько конспиративных квартир в разных районах города, ближе к заводам. В них предполагали проводить собрания комитета, устраивать сходки и хранить литературу.
Расходились поздно ночью, возбужденные, полные счастливых надежд.
А утром, едва Степан помылся и вскипятил чай, к нему на извозчике примчался Моисеенко. Вошел не раздеваясь.
— Степан, Новая бумагопрядильная опять забастовала.
— Что ты? Когда?
— Сегодня. Администрация уволила около сорока рабочих, и, в ответ на это больше семисот ткачей не вышли на работу.
— Что ж, это хорошо! Надеюсь, теперь они не станут сочинять прошение наследнику? — с усмешкой спросил Степан.
— Никто и не заикается о наследнике. Шумят, выкрикивают свои требования, чтоб восстановили уволенных.
—
— Выступали против штрафов и длинного рабочего дня.
— Поскольку у нас союз, — Степан сразу посуровел, собрался, — давай дело забастовки возьмем в свои руки.
— Мы с Абраменковым тоже говорили насчет этого.
— Надо срочно выпустить листовку с требованиями рабочих и распространить ее по всем заводам, передать начальству. Листовка поможет нам организовать сбор средств в помощь бастующим.
— Верно, Степан. А те деньги, что собрали как членские взносы, тоже, может, пустить на помощь бастующим?
— Тут по уставу надо собирать комитет.
— Разве соберешь сейчас? Ведь почти все работают.
— Ты на извозчике, Петр?
— Да.
— Едем к забастовщикам, там на месте решим, что делать…
4
«Держаться! Держаться! Держаться! Держаться во что бы то ни стало! Наши братья-рабочие из Северного союза помогут нам деньгами из своей кассы, организуют сбор средств на других заводах Петербурга. Они не дадут нам умереть с голоду. Дружные братья-ткачи! Один за всех и все за одного! Заставим хозяев уважать наши требования!»
Эти и подобные — им слова произносились на рабочих сходках, выкрикивались у ворот фабрики, где толпились рабочие, передавались из уст в уста.
Несмотря на полицейских и жандармов, рабочие не расходились. На этот раз они верили в успех, потому что знали — стачкой руководит Северный союз русских рабочих…
Халтурин, Моисеевне, Абраменков на квартире одного из ткачей спешно составляли листовку:
«Братья рабочие!
Мы поднялись потому, что не можем больше терпеть гнет и издевательства, мы требуем от хозяев восстановить на работе всех уволенных рабочих. Мы требуем сократить рабочий день до одиннадцати с половиной часов. Мы требуем сократить штрафы и увеличить расценки! Мы требуем убрать неугодных нам мастеров!..»
Листовка была отпечатана днем, а к вечеру ее читали не только на Новой бумагопрядильной, но и на других заводах Петербурга.
Степан все время был со стачечниками и только ночью пробрался проходными дворами, сквозь заставы полиции домой. А утром, чуть свет его разбудил Абраменков.
— Что случилось? — проведя гостя в комнату, с тревогой спросил Степан. — Неужели стачку подавили?
— Нет, Степан Николаевич, совсем наоборот, стачка разрастается! Только сейчас узнали: забастовала фабрика Шау.
— Неужели? Они присоединились к ткачам бумагопрядильни?
— Да! Выдвинули те же требования.
— Лихо! — радостно воскликнул Степан.
— Моисеенко прислал за тобой. Мы считаем, что надо поднимать другие заводы.
— Хорошо бы! Но нам нельзя распыляться. Сил пока мало. Иди на фабрику Шау и постарайся подбодрить рабочих. Я же на извозчике объеду ближайшие заводы, попробую собрать членов комитета. Надо обсудить, как действовать дальше.
— Хорошо. А что, Обнорский еще не приехал?