Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
Степан пригладил рукой взъерошенные волосы и, удивленно и радостно оглядывая собравшихся, заговорил растерянно:
— Шел к вам на ура! Думал, квартиры уже не существует. Меня спросили пароль, а я и не знаю его… Но рад, друзья, необыкновенно рад, что вижу вас вместе. Чувствую, что вы не сломлены и готовы за себя постоять. Две последние стачки нас научили многому. Мы должны расширять свои ряды. Крепить свой рабочий союз. Оберегать его от фискалов. Наша сила в дружбе, в товариществе. Девизом союза должны стать слова: один за всех, все за одного! Наша главная цель
Раздались сдержанные хлопки.
— Меня запишите! Меня! — послышались голоса с мест. Степана замкнули в кольцо…
8
После некоторого затишья опять оживились рабочие кружки на заводах. В союз вступали новые рабочие. Он креп и мужал.
Хозяева заводов и фабрик, видя, что рабочие не добились успеха в двух январских забастовках, стали еще яростнее где только можно ущемлять их права. Обсчеты, штрафы, сверхурочные, переработки, издевательства и вымогательства мастеров, увольнения неугодных — стали бесстыдными, безудержными.
Терпение рабочих было доведено до крайности. Достаточно было маленькой стачки, чтоб произошел «взрыв». И этот «взрыв» рабочего терпения загрохотал на медеплавильном заводе «Атлас». А оттуда, словно от детонатора, пошли «вспышки» и «взрывы» на фабрике «Екатерингофская мануфактура», на Семяинниковском заводе, на фабрике «Масквель».
Гул стачечной борьбы прокатился по многим районам Петербурга и не смолкал больше месяца. И опять стачечную борьбу возглавил Северный союз русских рабочих и его неутомимый вожак Степан Халтурин.
О Халтурине заговорили среди революционной интеллигенции. Журнал «Земля и воля», опубликовавший критическую статью Клеменца о «Программе Северного союза русских рабочих», пригласил Халтурина выступить с ответом. Степану было не до дискуссий. Он дни и ночи проводил с бастующими рабочими.
Однако статью Клеменца все-таки обсудили с друзьями. Согласились, что некоторые упреки землевольцев справедливы. Особенно — в частичном подражании Программы союза идеям немецкой социал-демократии.
— Насчет крестьянства, они, пожалуй, тоже правы, — сказал редко вступавший в споры Иванов. — О мужиках мы пишем мало.
— Нам мужичок так же дорог, как и фабричный, — возразил Степан. — Мы сами из мужиков. Дело в главном — в нашей линии. Предлагаю написать: «Мы сплачиваемся, организуемся, берем близкое нашему сердцу знамя социального переворота и вступаем на путь борьбы. Но мы знаем так же, что политическая свобода может гарантировать нас и нашу организацию от произвола властей, дозволит нам правильнее развить взгляды и успешнее вести дело пропаганды».
— Одобряем! — послышались голоса друзей.
— Тогда так и запишем, — заключил Степан. — Пусть печатают!
В марте, когда утихли «раскаты грома», Степан, наконец, выбрал время, чтобы заглянуть к Плеханову, который был назначен редактором журнала «Земля и воля».
Встретились по-братски. Плеханов больше, чем другие землевольцы,
— Что, Степан, снова понесли потери?
— Без этого нельзя.
— Много развелось шпионов?
— Да, чересчур много.
— А между прочим, на днях наши покончили с одним из самых вредных. Вот взгляни на сообщение Исполнительного комитета.
Степан взял листовку и помрачнел.
— Да что же вы наделали? Ведь Рейнштейн — наш человек!
— Ты знал его, Степан?
— Нет, не знал, но о нем хорошо отзывался Обнорский. Ценил как рабочего-пропагандиста.
— Именно Обнорского-то и предал Рейнштейн. Он выследил его еще в Москве и помог арестовать, когда тот приехал в Питер.
— Ты в этом уверен, Георгий? А если ошибка? Если убили своего, рабочего?
— У нас есть неоспоримые доказательства.
— Подожди! Подожди, Георгий. Я не могу поверить… А впрочем, да… Я вспомнил… Мне говорил Коняев… Но его тоже арестовали…
— Что говорил Коняев?
— Коняев не верил Рейнштейну. Но Обнорский! Такой тонкий конспиратор… Как он мог? Как он мог довериться?.. Да, мы, рабочие, еще очень простодушны и доверчивы. Нам нужно, нам необходимо стать железными людьми.
Глава двенадцатая
1
В начале марта стачки утихли, и Халтурин снова поступил на постоянную работу, на этот раз — в столярные мастерские Нового адмиралтейства.
После ареста Моисеенко, Абраменкова и других рабочих пропагандистов Халтурин решил, следуя примеру землевольцев, вести себя более осмотрительно и не подвергать напрасному риску своих товарищей по борьбе. Сходки, на которые приходили все желающие из цехов, стали теперь проводиться реже, и на них приглашались лишь члены союза и те рабочие, за которых могли поручиться товарищи.
Халтурин опять задумался над созданием рабочей газеты, которая помогла бы сплотить рабочих Питера вокруг союза. Бывая на других заводах, у верных людей по вечерам, Халтурин старался пополнить поредевший союз новыми членами. Собираемые деньги по его настоянию сосредотачивались и хранились в кассе союза. Эти деньги предназначались теперь на создание тайной типографии.
Халтурин старался собирать сведения о количестве рабочих на той или иной фабрике или на заводе, о заработках рабочих, о доходах хозяев (которые тщательно скрывались), о несчастных случаях на работе и многом другом. Он считал, что эти сведения явятся хорошим материалом для будущей газеты и пригодятся пропагандистам.
По официальным сведениям, в Петербурге было 825 462 жителя. Из них — 60 тысяч рабочих. Эти рабочие производили товаров на 150 миллионов рублей.
Выходило, что каждый рабочий производил товаров на 2500 рублей в год. Сам же получал в среднем 150 рублей, то есть в 17 раз меньше. Даже по этим заниженным сведениям, прибыль фабрикантов по сравнению с нищенскими заработками рабочих получалась фантастической.