Кэтскиллский орел
Шрифт:
– Нет, именно бизонье. На ВаН-Несс есть одно местечко, где подают бизонов. Мы проскочим внутрь - незаметно, - немного поедим, выскользнем обратно и отправимся в Милл-Ривер.
– А если покажутся копы, - сказал я, - поставим фургоны в круг и будем отбиваться.
Саквояж мы заперли в багажнике "вольво" и зашли в "Забегаловку Томми", где отведали бизоньего жаркого. Бизоны по вкусу сильно напоминали говядину. Но я ничего не имею против бизонов. Мы съели по огромной порции, вместе с пончиками и гарниром из мелконашинкованной
Через десять минут после того, как мы выехали за черту города, я попросил Хоука остановиться и съехать на обочину. Меня стошнило.
Когда я снова сел в "вольво", Хоук сказал:
– Ты застрелил Лео, чтобы шлюхи остались целы.
Я промолчал.
– Это было необходимо, - сказал Хоук.
– Я знаю, - согласился я.
– Немного погодя полегчает. Правда, будешь чувствовать себя не в пример лучше, - сказал Хоук.
– Не в пример лучше Лео, - сострил я.
11
ПОКА ХОУК ВЕЛ МАШИНУ, я ПРОСМОТРЕЛ СОДЕРЖИМОЕ саквояжа. Пистолет Элли оказался "кольтом" 45-го калибра с полной обоймой. Таким образом, у нас было четыре пистолета без запасных боеприпасов. К каждому пистолету полагались свои патроны, и если дело затянется, придется переорганизовывать арсенал. Двадцать пятый я оставил при себе, а полицейский тридцать восьмой с одним использованным патроном и сорок пятый "кольт" сунул в саквояж, затем сосчитал деньги.
Когда закончил, мы снова ехали по Сто первому шоссе к югу от аэропорта.
– Одиннадцать тысяч пятьсот семьдесят восемь долларов, - сообщил я.
– Восемь долларов?
– уточнил Хоук.
– Кто же это платит шлюхе восемь долларов? "Получишь, малыш, все чудеса мира всего за тридцать восемь зеленых!"
– Может быть, это Эллины карманные деньги, - предположил я.
– Да, такой парень вполне мог таскать с собой восемь долларов, сказал Хоук.
Я снова сунул деньги в саквояж и затем просмотрел водительские права и кредитные карточки. Три "АмериканЭкспресс", "Виза", две "Мастеркард" - и все на разные фамилии. На каждую фамилию имелись свои водительские права, на каждом из которых была наклеена фотография Лео.
– Если тебе нацепить очки в роговой оправе, - сказал Хоук, - и сбрить пятидневную щетину, ты вполне мог бы воспользоваться этими карточками. Ты вообще смахиваешь на Лео.
– Лучше я отращу бороду, - отозвался я.
– Все будут думать, что с тех пор, как я фотографировался, у меня изменились вкусы, и это скроет мою мощную волевую челюсть, потому что у Лео она слабовольная и ненадежная.
Кредитные карточки тоже отправились в саквояж.
– Помнишь, где Милл-Риверский бульвар?
– Угу.
– Джерри Костиган
– "Крепость"?
– переспросил Хоук.
– "Крепость".
– Чем больше у вас, белых придурков, денег, - сказал Хоук, - тем глупее вы становитесь.
– Минутку, минутку, - возразил я.
– Не ты ли вырос в местечке под названием "Гетто"?
– Черт, - ругнулся Хоук.
– Поймал.
– Вот так-то, нахал нетерпимый.
Хоук несколько секунд вел машину молча, а потом начал хохотать.
– Может быть, я перееду в Беверли-Фармз, - сказал он, - прикуплю дом побольше и назову его "ГЕТ-ТО".
– "Гетто" он произнес, разделив его на две части [Игра слов, основанная на одинаковом звучании сущствительного GHETTO (гетто) и глаг. GET ТО, значение которого можно передать существительным "убежище", или словосочетанием "укромный уголок". ]
– Белые расисты и ку-клукс-клан позеленеют от злости, - сказал я.
– Пусть только в штаны не наделают, - хмыкнул Хоук.
Когда мы съехали со Сто первого шоссе, начало садиться солнце, его жестокие лучи ударили прямо в зеркальце заднего обзора, и Хоуку пришлось вытянуть шею, чтобы не ослепнуть. Сначала мы поехали по бульвару Милл-Ривер не в ту сторону, но, поняв ошибку, сделали разворот и двинулись в обратную сторону, пока не наткнулись на Костигановский проезд. Хоук остановил машину на обочине, и, слушая тихое урчание мотора, мы сидели и наблюдали за дорогой.
Перед нами на доске красного дерева было вырезано и покрыто золоченой краской: "ЧАСТНАЯ ДОРОГА". Она, извиваясь мимо нас, вползала в каньон. Никаких почтовых ящиков, Ничего такого, что бы говорило, что здесь кто-то проживает. Гора, в которую врезался каньон, была лесистой и мирной. Тишину не нарушало даже пение птиц.
– Давай пройдемся, - предложил я.
– Это может быть далеко, - сказал Хоук.
– Времени предостаточно, - заявил я.
Он вылез из машины, открыл багажник и взял домкрат. Я сунул в карман джинсов двадцать пятый. Мы отправились по дороге. В заднем кармане штанов Хоука лежал огромный сорок четвертый, рукоятка высовывалась наружу. Тяжелое оружие оттягивало брюки вниз: ремни у нас забрали еще в милл-риверском полицейском участке.
– На следующей стоянке, - сказал я тихо, - обязательно купим ремни.
– Хреново будут выглядеть девичьи спасители, если штаны у них вдруг упадут, - согласился Хоук.
– Уж не сэр ли Гавейн это сказал?
– спросил я.
Хоук поднял руку, и мы застыли на месте.
Рядом не было никого, но за поворотом слышалось радио: толстяк Фэтс Домино пел свою "Блюбери-Хилл".
– Старый добрый рок-н-ролл, - пробормотал Хоук.
Мы вошли в лес и стали пробираться между деревьями, ориентируясь на звуки музыки.