Кикимора и ее ёкай

Зимина Анна

Фуроку засуетился, принялся благодарить, рассыпал свои амулеты и совсем растерялся. А Дюродзин покровительственно смотрел на него, и в его большой божественной душе зрело и наливалось гнилостным соком что-то нехорошее.

Зрело-зрело, да и созрело наконец. Зачем этому перенасыщенному ёкаями миру так много богов? Для новой речки, или леса, или сада сгодятся и старые боги, нужно только забрать территории себе сразу.

Дайкоку и Эбису тоже, как оказалось, подумывали о том, как много проходит мимо их рук. Бишамон, поразмыслив над

словами Дюродзина, кивнула: она любила порядок и контроль. Хотэй и Бентэн, впрочем, особого энтузиазма не выказали, но и против остальных не пошли. Взяли паузу. Теперь, правда, об этом жалели, но что уж спустя столько веков сделаешь?

План с Дзашином казался простым. Новые последователи культа смерти прибывали и прибывали, даря энергию Дзашину. Эбису довольно потирал ручонки: он отвечал за рекламные компании. Именно благодаря ему рос культ поклонения. Рос правильно, постепенно, и остался теперь уже последний шаг, которого Дзашин не вынесет.

Двести пятьдесят тысяч последователей из иных стран. Их энергия хлынет потоком в бога Дзашина едва ли не одномоментно, и тот сойдет с ума. Утроит резню, как бывало раньше, а потом отправится на новый виток перерождения. Семь богов счастья не будут уничтожать Дзашина. Ни к чему. Переродившись, он послужит еще, а культ тем временем распадется. Человеческие сердца редко верны одной идее.

Очень хороший план, срабатывающий раньше и прославивший семерых богов счастья. Укрепивший их положение так, что даже богиня солнечного света Аматэрасу, дочь богов Идзанами и Идзанаги, была едва ли не равна им по силе.

В этот раз старые боги — боги-покровители пожилых — решили, что им для счастья совершенно не хватает горы Камияма. Гора Камияма — священная гора богов и ёкаев на отдаленном полуострове, где люди редко молятся семерым богам счастья. А это непорядок. Так быть не должно. Молиться должно богам счастья в первую очередь. А потом уже, по остаточному принципу, всем остальным.

Бентэн попробовала как-то поговорить с Бишамон, да и с Фукурокудзю пыталась наладить контакт на тему того, что пора бы и притормозить, но услышана не была, потому примолкла до поры до времени, даже кивала и со всем соглашалась. Порой только, совсем редко, вспыхивали тайным знанием ее глаза, и тогда она становилась печальной и проводила время в своих источниках близ Небесной горы.

Хотэю, богу смеха и веселья, грядущая резня тоже не была по нраву, но он молчал, как и Бентэн. По его всегда улыбающемуся лицу всегда трудно было понять хоть что-то. Смеется себе и смеется, что с него взять?

А тем временем условленный час близился. Новые последователи культа Дзашина в иных странах появлялись все чаще и чаще, и не было никакой возможности богу войны справиться с теми силами, которые ему даруют. У него и так котелок течет, куда уж еще-то двести пятьдесят тысяч?

Глава 40. Мозг размером с маринованную сливу

Распетушившийся,

красный, как вареный рак, Дайтенгу стоял у ворот в священное обиталище тэнгу и ругался с Ямаубой.

— Я тебе говорю! Ты, пень пернатый, меня не слушаешь совсем! На-ка вот этого, отведай! — показала Ямауба острый маленький кулачок. С нахальными тэнгу вежливо поговорить не удалось. Старая вражда между тэнгу и горными ведьмами, чтоб ее!

— Нокахарэ! Пошла прочь, ведьма, что оскверняет одним своим присутствием наши земли…

— Как вас всех Дзашин перебьет, хоть перьями вашими подушки набью! — от души сказала Ямауба. — Все будет компенсация, что я сюда к вам в гору плелась!

Дайтэнгу прищурился.

— Это коварный план твой, чтобы выманить нас со священной горы Ками…

— Да послушай ты, петушиная твоя башка! Некого скоро будет выманивать! Всю гору Камияма от местных зачистят, и сядут сюда дедуля Фукуро и дедуля Дюро! Ни тебе, ни мне, ни Омононуси пощады не будет!

— Ты богохульница и клеветница…

Ямауба плюнула сразу двумя ртами. В травке пыхнуло огнем.

— А ты — набэ из утки, которая сама себя готовит.

Только спустя полчаса криков, обзывательств и разборок Дайтэнгу наконец нормально начал воспринимать информацию. И пришел к итогам, но чуток не к тем.

— Атака на Дзашина должна быть быстрой, и не на его территории. Надо выманить бога войны, — задумчиво сказал Дайтэнгу, и Ямауба поперхнулась. Хорошо, что у нее было два рта, потому что пока она откашливалась первым, второй принялся говорить.

— Дзашин — средство, смертоносная катана в руках могущественных врагов. Сломаешь катану — только отсрочишь свой конец. Я понимаю, что у птиц мозг размером с маринованную сливу, но ты хоть подумать попробуй.

Но воинственный Дайтэнгу только качнул головой.

— Опасность прямо сейчас представляет Дзашин. Он уже имеет определенную репутацию, и если поступают такие предупреждения, то прислушаться нужно. А для того, чтобы обвинить богов, нужны свидетели. Чужачка свидетельствовать не может, каукегэн ее тоже, поскольку клятву ей дал. Верить слову малахольной горной ведьмы, которая в свой сакэ добавляет веселящие травы, никто в здравом уме не будет. И что остается?

Ямауба уперла руки в боки, голову вверх подняла гордо, плечи расправила. «Ну чисто Ягуша!» — умилилась бы кикимора, если бы увидела эту сцену.

— Да Мари-онна ради того, чтобы вас, чаек крикливых, спасти, в Йоми отправилась, к Идзанами в гости, а ты, бульонный набор, все никак в разумение не впадешь!

Дайтэнгу выпучил глаза.

— Как — в Йоми?

— А вот так. И половину своего дара отдала, чтобы о планах богов узнать. И Дзашин дорог ей, любит она его. И она его спасти хочет.

— Так она же не вернется…

— А это мы еще посмотрим. Кикимора-сама — женщина сильная. Если договорится с Идзанами, то боги предстанут перед судом, и Камияма будет в безопасности.