Кикимора и ее ёкай

Зимина Анна

Пьяный дух мора и неудач был, оказывается, весельчаком и задирой. А еще очень любил человеческое телевидение. Из его круглой пасти с акульими зубами издавались удивительные звуки. В завершении своего выступления дух мора и неудач исполнил ламбаду и завалился спать.

— Ну, теперь-то нам никто не помешает, госпожа Мари-онна, — сказала Бентэн и улыбнулась мимолетно и ускользающе, как умела только она. Джоконда против нее была детсадовкой.

— Да, Бентэн-сама, — уважительно сказала кикимора и подлила в ей чашечку еще абсента.

—

О боге войны узнать хочешь? — огорошила вдруг Бентэн кикимору, разглядывая свою чашечку, увитую искусной росписью.

— Хочу, — сказала кикимора, уверенно поднимая на нее глаза.

— Забудь о нем.

— Но я не хочу забывать.

— Тогда будешь страдать. Потому что судьба бога войны Дзашина уже определена, и ему рядом с тобой не место. Уходи на рассвете, дитя другой страны, и вычеркни его из сердца. Не губи себя.

Бентэн допила свой напиток, легко встала, едва наклонила голову в знак уважения. Держалась она очень даже хорошо, несмотря на то, что вылакала почти всю бутылку.

Чудь дрогнули огоньки фонариков. Зашуршала рисовая бумага, из которой были сделаны традиционные двери-перегородки.

Богиня покинула кикимору, ничего толком ей не сказав.

— Дзашин в беде, — одними губами сказала кикимора очухавшемуся каукегэну. — Нужно узнать, что ему грозит, и помочь.

— Вам нужна моя помощь, госпожа Мари-онна-сама? — с готовностью спросил Тузик.

— А ты можешь?

Каукегэн замялся, заюлил, что-то начал невнятное бормотать, снова отрастил хвост и нервно им задергал.

— Ну?

Кикимора прищурила зеленые глаза, в которых опасно замерцали болотные огоньки, и каукегэн, стесняясь и смущаясь, заговорил понятнее.

— Ну… если моя госпожа Мари-онна-сама так решит, то я могу подсказать… Ну, в общем, э-э-э… Если госпожа не сочтет за наглость…

— Тотоша, ближе к делу, — строго сказала кикимора, и Тузик сдался.

— Если вы поделитесь со мной своей духовной силой, то я могу попробовать… ну, спрятаться.

— И подслушать?

— И подслушать.

— А если поймают? Они великие боги, вообще-то.

— Тогда развоплотят. Но я готов, Мари-онна-сама. Моя клятва верности подразумевает не жалеть свою жизнь, если так будет угодно моей госпоже.

— Тьфу, — сплюнула в сердцах кикимора. — Ну у вас и понятия… Нет, мой хороший, тобой рисковать мы не будем.

Она погладила Тотошку по лобастой башке, и круглые выпуклые глаза каукегэна наполнились благоговением, но кикимора этого уже не замечала. Она готовилась сделать кое-что для себя весьма неполезное.

— Отойди в сторонку, Дружок, и не мешай, — сказала она.

А потом встала, отправилась куда-то к онсэнам. Нашла бьющий из земли горячий ключ, набрала в ладони воды. Наклонила над водой лицо, едва касаясь его губами, зашептала.

— Мать моя Мокошь, заступница, отдаю тебе часть сердца, часть духа, часть дара. Прими, мать Мокошь, не откажи.

А

потом погрузила лицо в воду. Закапала с ладоней вода, и вместе с водой замерцали мятежные болотные огоньки. Это были другие огоньки: не те круглые, быстрые, золотые с зеленью, которые заманивают путников туда, где черти не водятся. Эти огоньки были маленькие, не больше спичечной головки, мерцали едва заметно,

— Летите туда, где великие боги говорят. Летите и слушайте, а уж потом к матери Мокоши возвращайтесь, — приказала она, а сама без сил опустилась на пол.

— Прости, Дружок, я пока побуду без сил, с тобой темной аурой не поделюсь. Ты мне помоги в воду залезть, а дальше я сама. Не переживай, Тотоша, живая я, оклемаюсь скоро.

И каукегэн, послушно подставив под руку кикиморы свою круглую голову, помог опуститься ей в воду.

Выглядела кикимора так себе. Кожа белая, морщины вокруг глаз вдруг резко появились, тело стало легким, как пушинка. Духовная сила ее, в болотных огоньках запрятанная, на благое дело пойдет. Жалко только, что не вернется. Хотя нет, не жалко. Пусть ее.

Если она хоть чуточку помочь может, что же шанс упускать.

К тому же, долг платежом красен. Дзашин ее от жутких Они спас, и он же выручать ее от Ю-бабы пришел. Это она точно знала: видела его глаза, когда она из темницы выбралась. Ищущие глаза, тревожные, черные с алым отблеском. Хорошие глаза.

Огоньки метнулись вверх, чтобы выполнить последнее желание того, кому служили раньше, и подслушать великих богов.

Глава 34. Сквозь игольное ушко

Великие боги тем временем после краткого отдыха собрались в большом зале для переговоров. Чайная церемония, сопутствующая этому, была долгой и занудной, и часть болотных огоньков безвозвратно истаяла. Кикимора из-за этого была недовольной, морщила нос, раздраженно щелкала пальцами по поверхности воды. Она боялась, что погубила огоньки зря и что и сама ничего не узнает, и Дзашину не поможет.

Но, к счастью, ожидание оказалось ненапрасным: вскоре после чайной церемонии начались разговоры весьма интересные. Огоньки, повисшие над потолком и теряющиеся в отблеске фонариков, замерцали чуть ярче, так же, как и глаза кикиморы в этот миг.

— Мой дух-оками узнал, что делал Дзашин в городе сегодня ночью. Это связано с твоей гостьей, Бензайтэн, — сказала Бишамон. — Прознав про то, что водяную ведьму похитили, он поспешил на помощь.

— Он — что? — изумленно переспросил Дайкоку, перестав пересчитывать жертвенные монеты. Он любил учет и знал денежкам счет.

— Поспешил на помощь, — послушно повторила Бишамон.

— Биша, может, это любовь? — спросила Бентэн, романтично заложив за ушко цветок белой горной лилии.

— Как бы там ни было, нужно отправить болотную ведьму домой сегодня же. Или избавиться от нее, если не выйдет.