Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Булычев Кир

Глава 7

25 октября 1932 года

Лидочка проснулась, причем ее будили, и один голос требовал, чтобы Лидочка скорее проснулась и куда-то шла, а другой Лидочку защищал и хотел, чтобы она спала и дальше, потому что она жестоко простужена и не исключено, что у нее воспаление легких. Лидочка с сочувствием слушала второй голос и внутренне с ним соглашалась. Ей очень хотелось пить, но она не смела попросить воды, потому что обладатель паршивого голоса только и ждет, что она

проснется. И тогда выскочит из-за кустов.

– Она в первую очередь больная, а уж потом вы решайте свои проблемы, – сказал приятный голос, и Лидочка догадалась, что он принадлежит краснощекой докторше Ларисе Михайловне. Лидочка чуть приоткрыла глаз – дышать носом она не могла, и потому она лежала очень некрасивая, с приоткрытым ртом, и дышала как старуха. «Ага, так я и думала – над кроватью стоял президент Филиппов. Конечно же, от него ничего хорошего не дождешься…»

Лидочке казалось, что она приоткрыла глаз незаметно, но Филиппов заметил и закричал – словно поймал вора:

– Все! Она проснулась!

Раз попалась, можно попросить воды. Все равно уж не спрячешься.

Глаза открылись с трудом, будто к ресницам были привязаны гирьки.

– Пить, – сказала Лида.

– Сейчас, моя девочка, – сказала Лариса Михайловна. Она подвела ладонь под затылок Лиде и приподняла ее голову.

Лида нащупала губами носик поилки, вода была сладкая и теплая.

– Вы ждали, что я проснусь? – спросила Лидочка, стараясь в вопросе передать благодарность докторше.

– Лежи, отдыхай, – сказала Лариса Михайловна.

– Здесь не больница, а санаторий, – сообщил президент. – Если больная, то мы сдадим ее в больницу. Правильно?

Последний вопрос относился к вошедшему в маленький санаторный бокс Яну Алмазову. Алмазов был строг, печален, одет в военную форму с ромбами в петлицах.

– Ну как, наша авантюристка пришла в себя? – сказал он. – Вот и замечательно. Сейчас мы с вами оденемся, Иваницкая, и вы нам поможете. Вы ведь нам поможете?

– Товарищ командир, – сказала Лариса Михайловна. – Больную нельзя поднимать с кровати. Ей нужен полный покой. У нее воспаление легких.

– Это только предположение, а я думаю, что у нас насморк, – сказал президент, и Лидочке показалось, что он при этих словах помахал хвостом.

– Сначала мы решим все наши дела, – сказал Алмазов, – в больницу всегда успеем.

– Я протестую! – сказала Лариса.

– А мы ваш протест запишем куда следует, – сказал Алмазов, – запишем, а потом спросим, почему это вдруг доктор из нашей любимой Санузии так шумно протестовала? Может быть, они с Иваницкой были знакомы? Или дружили даже? Ну!

Последнее слово прозвучало резко, и Лида хотела заткнуть уши, потому что такой Алмазов был беспощаден. Но почему он так сердился на нее, она совершенно не представляла. Его крики мешали сосредоточиться

и вспомнить, что случилось. Кажется, был маскарад?

– Вы были освобожденный пролетарий, – сообщила Лидочка Алмазову.

– Давайте не будем валять дурочку, – сказал Алмазов. – Ты совершенно в своем уме. Будешь одеваться или мне тебя одеть?

Лидочка посмотрела на докторшу и поняла, что та не хочет встречаться с ней взглядом. Значит, ей тоже страшно! Лидочке стало жалко добрую Ларису Михайловну.

– Мне надо в уборную, – сказала Лида.

– Обойдешься ночным горшком! – воскликнул президент.

– Как так? – удивилась Лидочка. – Здесь?

– А мы поглядим! – Из президента буквально сочилась радость от того, что он мог унизить Лидочку.

– А ну отставить! – сказал Алмазов брезгливо. – Пускай одевается и идет, куда ей надо.

– А если она уничтожит улику?

– Ей же хуже, – сказал Алмазов.

– А такой худенький, – сказала Лидочка вслух, с сочувствием. Президент догадался, что она говорит о нем, и выругался, а Лариса Михайловна сказала:

– Постыдились бы женщин.

Президент хотел ругаться и дальше, но Алмазов сказал:

– Доктор права, не надо переходить границ.

– Выйдите, пожалуйста, – сказала Лидочка, – мне же надо одеться.

– Еще чего не хватало! – даже обиделся президент. Можно было подумать, что он играет в игру, а Лидочка все время норовит нарушить правила.

– Правильно, – сказал Алмазов. – Давайте выйдем, Филиппов.

– Ей не во что одеваться, – сказала Лариса Михайловна. – Все было мокрое и еще не просохло.

– Дайте ей свои туфли – у вас вроде нога побольше. Чтобы через три минуты она была полностью одета.

– Но ей же нельзя!

– Я это слышал, Лариса Михайловна. Но поймите – мы на работе, мы не в бирюльки играем. К сожалению, нам известно, что гражданка Иваницкая, надеюсь, не по своей воле, оказалась втянута в грязные интриги наших врагов. Так что шутки в сторону, Лариса Михайловна. Или вы нам помогаете и этим помогаете Лидочке, к которой я отношусь с симпатией. Или мы с вами будем вынуждены говорить иначе.

Лариса Михайловна поддерживала Лидочку, ведя ее по коридору к умывальной, а остальные шли сзади и громко разговаривали.

– Вы слишком либеральны, – сказал президент. – С ними так нельзя, товарищ комиссар.

– Дурак, – ответил Алмазов. – Зато она сама оделась, а теперь как ей доказать, что она больная?

Лидочка понимала, что этот разговор ведется специально, чтобы она его слышала и трепетала. А ей было все равно. Даже интересно – что же они подозревают? Будь она здоровой, испугалась бы куда больше, а сейчас она боролась с кашлем и головной болью и в конце концов не выдержала и, повиснув на руке Ларисы Михайловны, зашлась в приступе.