Клад

Шестаков Павел Александрович

Внешне Мазин проявил ровно столько удивления и любопытства, сколько полагалось правилами выработанного за много лет поведения в неожиданной ситуации, но внутренне удивился немало. Дарья была, что называется, в форме в полном смысле слова, одета с той степенью риска, что не переходит грани, но бьет наверняка. Секрет был подброшен немецким журналом, где утверждались две истины — «лиловый цвет — последнее искушение» и «одежда может подчеркивать фигуру, быть короткой и вызывающей». Иллюстрировались эти аксиомы фотографией манекенщицы, в которой Дарья нашла

полное сходство с собственной персоной. Пример был взят на вооружение. Даже поза, в которой она остановилась в дверях, чуть выдвинув одну ногу, соответствовала той, что демонстрировалась в журнале. Мазин, естественно, модами не интересовался, журнала не видел, но вызов почувствовал. «Кажется, я недооценил кинодраматурга», — подумал он с некоторой завистью, однако лицо сохранил и лишь несколько сдвинулся в кресле вперед.

— Александр Дмитриевич, я могу представиться вашему гостю?

Дарье хотелось рассмеяться, так, по ее мнению, глупо выглядел потерявшийся от неожиданности Пашков. «И чего эти мужики вечно боятся!» Но не затянутые в фирму прелести и не шок оттого, что Дарья появилась при Мазине, были причиной растерянности Александра Дмитриевича. Фото, что он опустил на колени, поразило и почти сокрушило его, и он был даже благодарен Дарье за вторжение, за то, что та отвлекла внимание Мазина и дала короткую минуту что-то решить, сообразить, как повести себя, что говорить.

— Да, конечно. Это Даша, — сказал он, переводя дыхание.

— Игорь Николаевич, — назвал себя Мазин, не пытаясь узнать, кто же, собственно, есть эта Даша.

Дарье понравилась его сдержанность, она тут же использовала возможность взять инициативу разговора в свои руки.

— Вас, наверно, удивило присутствие молодой женщины в квартире такого человека, как Александр Дмитриевич?

Мазину хотелось спросить, что она понимает под словами «такого человека», но он только вежливо произнес:

— Ну почему же?

— Какая прелесть! Значит, вы не сплетник? И не удивились тому, что я спряталась от вас? Вы же слышали, что в квартире кто-то есть?

— Слышал.

— Замечательно. Тогда я отвечу доверием на доверие. Я пришла, чтобы убрать здесь немножко.

— Вы не похожи на уборщицу. Или вы из общества «Милосердие»?

Дарья покачала укоризненно головой.

— Ну зачем так? Вы обидели Александра Дмитриевича! Он вовсе не дряхлый старик.

«Кажется, они подсмеиваются надо мной», — подумал Пашков, но мысль прошла стороной.

Дарья пересекла комнату и присела на стул, приняв теперь позу подчеркнуто скромную.

— А уборка просто ответная услуга. Ведь Александр Дмитриевич взялся охранять мой дом.

— Ваш дом? — спросил Мазин с интересом.

— Да, из любезности, конечно.

— Где же он находится, ваш дом?

— Шикарное место. Река. Сад. И почти в центре. Фазенда среди небоскребов.

«Но тот дом оставлен по завещанию старушке…»

— Кому же вы обязаны таким владением?

— Мне его бабуля подарила.

Мазин подумал и решился:

— Кажется,

вы взяли плохого сторожа.

— Что вы!

«Замолчи!» — хотелось крикнуть Саше, но он все еще не мог собраться с силами.

Мазин тем временем вынул другую фотографию, пострашнее той, что показал Пашкову, и без околичностей протянул ее Дарье.

— Узнаете?

Может быть, потому, что лиловый цвет бледнит, лицо Дарьи особенно обесцветилось.

— Это… такое страшное… — пробормотала она. — Это… что?

— Человек, как видите.

— Не может быть!

Мазин понял, что Дарья не знает погибшего. Он взял из рук Пашкова первое фото.

— А место это вам знакомо?

И хотя предыдущий снимок заметно напугал Дарью, на новый она взглянула скорее с любопытством, чем со страхом. Посмотрела на фото, потом на Пашкова вопросительно, что ответить? Александр Дмитриевич кивнул слабо.

— Да, это у нас во дворе.

— Но человек незнаком?

Дарья уже оправилась от встряски.

— Первый раз вижу.

Мазин перевел взгляд на Пашкова, взгляд скорее подбадривающий, чем вопросительный, будто он ждал лишь подтверждения Дарьиных слов. И тот подтвердил:

— Не знаю.

Думал он в этот момент не о себе и даже не о Федоре.

«Вера! Как же она? Увидит, узнает, девочка узнает. Теперь вы можете сказать: «Мой покойный брат»? Нет, только не так. Но у него могли быть документы. Ну и что? Зачем он приехал, знаю-то я один. И если я не скажу, никто не узнает. И его похоронят, может быть, в Москву даже отправят… Но о ней не узнают, и она не узнает. Хоть от этого ее уберегу».

— Почему вы показываете нам эти снимки?

— Даша ведь сказала: ваш двор.

— Кто он?

Вопрос сорвался против воли, Саша не смог удержаться, но гон, которым он спросил, давал возможность отступить, изобразить недоумение: «Неужели? На такой фотографии разве можно узнать? Я потрясен…» Впрочем, вряд ли он сумел бы сыграть такое.

Мазин пожал плечами.

— Судя по виду, бродяга. Никаких документов. Я так и думал, что для вас это человек случайный.

Пашков повторил окрепшим голосом:

— Я не знаю этого человека.

Мазин забрал фотографии, а Александр Дмитриевич машинально переложил пачку свежих газет, которую положил на журнальный столик, вниз, на полку вместе с прочитанными.

— Что же все-таки произошло? — спросила Дарья, на этот раз без всякой игривости.

Мазин пояснил коротко.

— Значит, я вам больше не нужна?

— Нет, простите за беспокойство.

— Я пойду. Ладно, Александр Дмитриевич?

Ушла она, очень вежливо попрощавшись.

Мазин проводил Дарью взглядом и вздохнул облегченно. Можно было наконец заговорить о главном, зачем он пришел. А Пашков думал, что вопрос исчерпан, и хотелось ему поскорее остаться одному и выпить полстакана водки, чтобы успокоиться, помянуть Федора и забыть поскорее страшный снимок, на котором вместо страдающего лица и замученных мыслью глаз кровавое мертвое месиво.