Классическая проза Дальнего Востока

Ихара Сайкаку

Правдивые стихи! Да вы и сами знаете: вдруг задует студеный ветер, внезапно припустит холодный дождь... У Тао были, правда, две куртки: одна шелковая, а другая - из грубого желтого рядна. Да только одна оборвалась вконец, а другая протерлась до дыр. Вначале Железный монах думал, что, кроме чайной Ваня, есть много других мест, где можно подработать, но вскоре, как уже было сказано, убедился, что не припасено для него нигде и горсточки рису. Как тут не вспомнить стихи одного почтенного мужа из Цзянькана, сложенные на мотив "Куропатки". Вот они, послушайте:

"Осенней

поры желтизна, Увы, уж не радует взгляд; У всех вызывает лишь грусть Изорванный в клочья халат. Поблекли и краски одежд, Обтерлись вконец рукава; Песнь ветра, унылая в ночь, И в утренний час не нова. В отрепьях, с печальным челом, Лишь из дому нос покажу, Мне стыдно смотреть на людей, И я прохожу, не гляжу. Соседушек-женщин толпа Глядит на убранство мое, И шепот мне слышится вслед: "Продай-ка халат на тряпье!"

Так вот, желтая куртка у Тао совсем протерлась, и ветер забирался ему в самую душу. Железный монах решил пойти к посреднику Чжоу и попросить его о работе. Шел и думал о Ване: "Экий злыдень этот Вань! Ну взял я у тебя тридцать - пятьдесят монет (какая кошка не крадет?). Так рассчитай меня, и делу конец. Зачем же рассказывать во всех чайных Сянъяна, чтоб не брали меня на работу. Теперь вот негде даже поесть попросить. Сейчас осень, а там подойдет зима. Что тогда делать, как быть?" Размышляя, он подошел к дому Чжоу и столкнулся с незнакомым ему человеком, который разговаривал с хозяином.

– Почтенный Чжоу!
– говорил тот.
– Дай мне на время твое коромысло с коробами.

– На что оно тебе?
– спрашивает Чжоу.

– Сегодня приезжает Вань Сю-нян, дочь Третьего Ваня. У нее умер муж, и она возвращается домой. Коромысло мне нужно, чтоб тащить ее вещи.

Железный монах мигом смекнул: "Пойду-ка я вместе с этим парнем! Что, как меня не прогонят и мне удастся подзаработать сотню медяков?!" Но тут он вспомнил о Ване, и вновь его взяла досада на прежнего хозяина. "А не побежать ли. мне за город? Встречу его дочь и попрошу замолвить за меня словечко перед хозяином. Может, возьмут обратно в лавку?"

Железный монах вышел за ворота и зашагал к Улитоу, что в пяти каких-нибудь ли от города. Но вот и Улитоу, а никого нет! Стал он прохаживаться эдак с прохладцей, - гуляю, мол, и все; вдруг слышит:

– Эй, Железный монах!

Повернулся, а перед ним незнакомец: Он был огромным и могучим, Ни дать ни взять - чертей владыка, Ему б земную ось вращать. С такой наружностью и мощью, С чертами дьявольскими лика - Чертоги неба сотрясать.

– Вы меня звали,

господин? Я вам нужен?
– спросил Тао.

– Несколько раз я заходил в вашу чайную, но все тебя не заставал. Ты, что же, там больше не служишь?

– Ах, господин! Злыдень Третий Вань тому уж несколько дней, как выставил меня из лавки. Коли бы просто прогнал, а то наговорил на меня во всех лавках Сянъяна, чтобы не давали мне нигде работы. Посмотрите на мое платье - одни дыры! А уже осень и холода. И есть хочется. Не дожить мне, как видно, до зимы: или с голоду подохну, или замерзну.

– А куда ты сейчас направляешься?

– У дочки хозяина Вань Сю-нян умер муж, и она вечером приедет домой. Говорят, везет всякую утварь и денег, несколько тысяч монет. Хочу встретить ее здесь и рассказать обо всем. Попрошу ее замолвить за меня словечко.

Незнакомец хотел было еще что-то сказать, как вдруг осекся. Недаром говорят: "Легче иногда тигра в горах поймать, чем разлепить уста и вымолвить слово". Но затем он будто решился:

– Почтенный! А для чего тебе просить хозяйскую дочку? Не лучше ли на самого себя положиться?
– И он поманил Тао пальцем.
– Здесь не место вести такие разговоры, пошли за мной!

Они сошли с проезжей дороги и оказались на узкой тропинке, которая скоро привела их к заброшенной хижине... Впрочем, послушайте стихи:

Впереди глухая дорога, Где кошель у прохожего срежут; Позади - бугор, за которым Человека легко убить. Смотришь издали - дым зловеще Там, над самой кровлей, клубится, А вблизи увидишь такое, Что лишишься тотчас души. Не Мэнчан живет в этом месте, Добродушный и хлебосольный, В этом логове лишь убийцы, Поджигатели здесь живут.

Дверь хижины оказалась запертой. Незнакомец не стал, однако, стучать. Он просто поднял камень и швырнул его на крышу. В доме послышался звук отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, и стал в ней здоровенный детина, губошлепый и скуластый. На его лице виднелась татуировка - шесть иероглифов (оттого и прозвали его, наверное, Цзяо Цзи Меченый).

– Это еще кто?
– проворчал Меченый, кивая в сторону Тао.

– Этот парень сегодня вынюхал одно выгодное дельце. Работка что надо!

Все вошли в дом. Незнакомец извлек из кошеля серебряную мелочь и велел Меченому принести вина и закусок. Наконец-то Тао поел всласть! Заправившись, он пошел узнать новости и очень скоро вернулся обратно.

– Уважаемые!
– сказал он.
– Больше двадцати коробов с вещами уже внесли в город. Сама Вань Сю-нян с малолетним братцем и слугою Чжоу Цзи будут тут к вечеру. Они на двух лошадях, груженных коробами с золотом и серебром.

Главарь велел каждому взять по ножу.

– Железный монах! Иди за мной!
– приказал он, и они углубились в лес.

И верно, под вечер на дороге близ Улитоу показались пять человек: Вань Сю-нян с братом, слуга Чжоу Цзи и два погонщика. Вы хотите знать, что это было за место? Извольте!