Клёст - птица горная
Шрифт:
Философ уложил «медальон» назад в горшок и принялся, напрягаясь, вставлять вырванную крышку обратно в горлышко. Я, уже зная, что глубина стержня была отрегулирована впритык, и поэтому нельзя ставить пломбу глубже, чем она стояла, даже на две толщины конского волоса, снова похолодел. Моё горло мгновенно перехватило словно кузнечными клещами, и не имелось никакой возможности даже всхлипнуть, тем более — сказать что-то простенькое, типа «… твою мать!». Оставалось молча молиться, что замедлитель рассчитан хотя бы на минуту.
— Надо будет потом стержень заново отрегулировать,
Я осторожно выдохнул. Запас плохих слов оказался уже исчерпан, поэтому в голове гудела только злобная пустота.
— Замедлители имеют разный цвет, — он почесал себе затылок. — Нужно узнать, какой цвет на какое время задержки рассчитан…
Я поднёс к его носу кулак и постарался убедительно объяснить, что подобные опыты нужно делать как можно дальше от нас. Ещё лучше — ломать «медальоны» через щель своей задницы, а не в кувшинах. В случае ослушания его задница непременно огребёт на себя всё наше недружелюбие, какое только мы будем способны излить.
… - и не посмотрю, что ты — лейтенант, — только эти мои заключительные слова стали достойны того, чтобы в точности передать их моим читателям.
— Ба-бах!!! — грянуло за спиной.
Пугаться по настоящему у меня душевных сил уже не оставалось — я лишь втянул голову в плечи и пригнулся. По счастью, химики устроили площадку для найденных горшков вдалеке от дороги, и мы даже свиста картечи толкомнерасслышали. Я обернулся: взрыв отбросил одного из пленных, его тело как раз уже падало. Ещё несколько пленных оказались ранены; по крайней мере, двое из лежавших корчились и орали благим матом, а другие ошарашенно ощупывали свои тела. Конвоиры, ругаясь, пинками принялись поднимать упавших.
Мои бойцы все как один лежали ничком, боясь пошевелиться. Правда, не молились.
— Подъём, придурки! — гавкнул я, шагнув к ним. — Команды ложиться не было!
И пнул Столяра по бедру для вящего внушения. Хотя мог и Кашевара.
Что хочется простому солдату?
Мы сидели вокруг костра, на ледогорском берегу речушки. Мда, за целый день прошли меньше лиги из-за проклятых вражеских ловушек. К нам подошли наши две телеги; возницы распрягли лошадей и стреножили: предполагалось, что вскоре мы всё-таки двинемся вперёд, и для них не имело смысла топать в расположение обоза, а потом возвращаться обратно. Тем более, что эти мужички прекрасно знали, что Кашевар стряпает неплохую бурду. Отсутствие своей палатки их ни капли не волновало: они устроили себе гнездо под одной из телег, занавесив боковины пустыми мешками.
На ужин нам выпала каша с, как вы уже сами догадались, свежей кониной. На весь легион, разумеется, свежатины не хватило, но, поскольку мы ночевали рядом с местом побоища, и никто не рвался ложиться спать рядом с нами, то конкуренции за мясо не наблюдалось. Поэтому наши «извозчики» получили третий повод невозвращаться назад.
— … А кто-нибудь
— А чё думать? — ухмыльнулся Жнец. — Воевать будем. Или не будем. Бабу охота — аж сил нет. Болтали, что солдаты баб имеют в каждой деревне, и где оно??? — один поимел такой, а ему башку и оттяпали. Командир, ты вот нам скажи: в Ледогории нам баб можно будет ловить или нет? — с ума же сойти можно!
— Их и сейчас тебе трахать никто не запрещает, — лениво отозвался я. — Но только по согласию. В Ледогории будет то же правило.
Жнец злобно сплюнул в сторону:
— Знал бы — не пошёл! В гробу я видал такую службу!
— Ты же нанимался не девок портить, — возразил я. — Ты за другое расписывался. Если уж совсем невтерпёж — спроси вон Бима с Бомом, как с бабами нужно договариваться. Они и то по разу успели оправиться. Или по два? — уж больно рожи довольные… Пусть объяснят тебе, что ли, как там куда и что.
«Братья» переглянулись и загоготали. Жнец сплюнул ещё раз.
— У тебя только бабы на уме, — буркнул Штырь. — От них всё зло.
— А у меня мой друг еще пока вскакивает! — огрызнулся Жнец. — А у тебя нет, что ли?
— Вот я и доскакался из-за него… пришлось когти рвать и в армию вербоваться. А тут — война… сижу вот теперь и думаю: что нам завтра будет? Пока не служил — никогда не думал. В городе как было? — или ты, или тебя. Тут, полагал, то же самое будет. А тут вон оно что… тебя на куски порвёт или живьём сожжёт, а ты ничего не сможешь сделать.
— Все войны всё равно заканчиваются, — вздохнул Кашевар. — Поэтому можно так сказать: завтра эта война тоже прекратится. Если живой останусь — свою ресторацию открою. Если кто из вас ко мне зайдёт — бесплатно накормлю. Мне от ледогорцев вообще ничего не нужно, кроме рецептов блюд. Рецепт — это то, что останется с тобой навсегда. Золото проешь и пропьёшь, а рецепт, наоборот, деньги приносит.
— О, тогда я к тебе первый! — Бом даже пузо своё погладил в вожделении. — Мне, чур, баранину! А уху ты умеешь готовить?
— А я на кухне у тебя хочу работать! — Бим быстро поднял руку, словно ученик, жаждущий излить свои знания учителю. — У тебя там много будет стряпух?
— На кухне ресторации поварами только мужики работают, — усмехнулся Кашевар. — Тебе не подойдёт.
— Я могу дрова рубить и воду таскать.
— «Дрова»… тьма ты необразованная. На кухнях стоят большие плиты, их углём прогревают. Я лучше вас с Бомом вышибалами устрою. И даже обедами кормить буду. Только, чур, без приказа никого не убивать и не калечить!
— Договорились!!!
— Хорошо дуракам, — Штырь черпнул себе ещё каши. — Война ещё не кончилась, а они уже себе работу нашли.
— Так ведь работа как раз дураков и любит, — буркнул Жнец.
— «Рецепты»… — Столяр прожевал очередную порцию каши. — А мне какие рецепты брать? Наша работа простая: длинное — пилить, неровное — строгать, если шатается — забить.
— Слушай! — воскликнул я. — Когда я в молодости служил в своей армии, то у нас всё было гораздо круче: круглое — таскать, плоское — катать!