Клёст - птица горная

Ключников Анатолий

Мда, дело обычное. Наш десяток, попадавший в переделки, постоянно доукомплектовывали, поэтому Рыбака и Жнеца после выздоровления всё равно отдали бы в подчинение другим. Я это знал и поэтому не пытался выяснять, сколько ещё будут лечить моих людей. А Рыбак, вишь ты, не вернётся… да уж, сходил заработать себе на свадьбу! — а получил бесплатные похороны.

— Работу в строю не забыл?

— Неа… виноват: никак нет!

— Шмель, отведи людей назад, ближе к химикам. Я пойду осмотрюсь, скоро буду.

— Слушаюсь!

Я помчался обратно к смотровой вышке. Сейчас на ней никто не стоял, поскольку противник сблизился вплотную, наши метательные машины стали бесполезны,

и корректировщик перестал быть нужным. Я взбежал повыше, огляделся.

Цвета ледогорской армии неумолимо теснили расцветку божегорских легионеров, особенно на правом фланге. Разношерстно одетые наёмники подпирали отступающих, частично смешиваясь с ними, но им спасти ситуацию не удавалось. Не пройдёт и получаса, как ледогорцы начнут крушить наши штурмовые механизмы, а там доберутся и до химиков, потом — до шатра командующего. Оставалась надежда на непотрёпанную четвёртую тысячу… пора бы ей и выдвигаться, иначе наши машины точно уничтожат! Неужели новый командующий не видит, чем дело пахнет?!

Я повертел головой: на соседней вышке стоял один из адъютантов, приложив к глазу наблюдательную трубу; у подножия топтались двое вестовых, готовых читать те знаки, что тот подаст флажком, и ещё десяток охраны. Один из вестовых заметил меня, нахмурился.

Вполне возможно, что новое командование находится в прострации и просто не готово давать никаких приказов. Однако, эта его заторможенность или, наоборот, хладнокровная неспешность всё-таки дала один плюс: ледогорцы «бросили на стол» очередную карту. Из их расположения вырвалась очередная конная лава и помчалась в обход, круто огибая нас по правому флангу и явно нацеливаясь нам в тыл.

Остатки нашей кавалерии даже и не попытались изображать ей сопротивление, а просто подались назад, прижимаясь к четвёртой тысяче. Если бы она пошла вперёд, то нам сделалось бы совсем печально: с тыла не оставалось никакой обороны, кроме нескольких десятков уцелевших всадников, охранной сотни для защиты командования, и нашему новому командиру легиона пришлось бы срочно спасать свою шкуру.

Адъютант подал знак, вестовые заполошно забегали, и вскоре высоко в небо взлетели несколько разноцветных сигнальных ракет. Ну, понятно: даём сигнал бедствия, но кто нас смог бы выручить?

Ситуация в центре сложилась не менее аховая: ледогорцы поставили на колёса 3 баллисты и подкатили их вплотную к речке, имея возможность швырять горшки со шрапнелью аж до позиций требушетов. А наказать их за подобную наглость божегорцы не могли: вражеские машины прикрывались по фронту толстым слоем пехоты, стоявшей строгими рядами, выставившими копья, а по флангам гарцевала кавалерия. Судя по конским трупам, центр тоже пытался контратаковать кавалерией, и тоже безуспешно. Сейчас там сложилось такое положение: первые тысячи выдвинулись вперёд, уходя из зоны обстрела баллист, но при этом атаковать противника не решались. А, судя по количеству трупов легионеров, такие попытки они уже делали, и не менее безуспешно, чем кавалерия.

Таким образом, в центре противник закидал «негасимым огнём» все наши метательные машины и осыпал шрапнелью всех, кто не шёл вперёд и не бежал назад. Пожалуй, сейчас он начнёт отвод своих баллист, но трудно представить, что сильно побитые божегорские тысячи кинутся нам на выручку, имея за спиной не очень притомившихся легионеров противника, да ещё усиленных кавалерией, — тем более, что и мы, и они отделены друг от друга по флангам нашими рвами с кольями.

Как я говорил выше, позади центрального легиона стояла имперская гвардия, но сейчас бросать её в бой — дурость: положение в центре даже мне

казалось едва ли шибко лучше нашего, а что творится слева — вообще не видно, поскольку я залез не на самый верх вышки, но, будь я хоть на верхней площадке, — всё равно не смог бы сделать более точную оценку, чем «совсем плохо» или «очень хорошо». Пожалуй, в том сложившемся положении самым лучшим, что склонило бы чашу весов в нашу пользу, стала бы атака резервной тяжёлой кавалерии, которая бы отбросила с правого фланга наглую конницу противника и заодно ударила бы во фланг напирающей пехоте противника. Если, конечно, у нас вообще имелся подобный скрытый резерв. В количестве голов тысяч эдак пять-шесть, — если считать и конские, и людские, многие из которых от конских отличаются только строением морды и тем, что не едят сено.

Солнце достигло зенита; не мешало бы и пообедать, уж коли нам утром даже перекусить не дали. Однако, нынешним днём для нас, похоже, распоряжался Нечистый, который жаждал угостить нас всем, чем угодно, но только не стряпнёй Кашевара. Я присел на ступеньку, снял шлем и почесал вспотевшую макушку, упаренную от постоянной беготни. Меня с вышки никто не гнал, а я справедливо рассудил, что лучше лишние полчаса посидеть, чем простоять на ногах, благо очень скоро, судя по всему, мне придётся бежать обратно в свой десяток и встать на последнем рубеже охраны отряда химиков, что, надо полагать, всё-таки закончит мою военную карьеру — на этот раз уж точно навсегда.

В небесах зазвучало непонятное тарахтение, принятое мною сначала за стрекот насекомых, а потом и вовсе за гул моей съезжавшей «крыши». Однако, его услышал не только я: люди стали смотреть в небо за моей спиной, и даже шум боя как-то поутих. Я тоже обернулся.

«Святый Пресветлый, помилуй, мя, грешного!»- я, разинув рот, осенил себя Его знаком.

Вот он, дракон! Да не один, а сразу двое!!!

Да, эти летающие повозки, действительно, имели по четыре неподвижных крыла и хвост, напоминавший драконий: две горизонтальные плоскости — справа и слева — и одну вертикальную. На морде этих «повозок» с бешеной скоростью вращались металлические лезвия — для устрашения, что ли??? Чёрных дымных хвостов сзади не наблюдалось: болтуны брехали, наверное. Да я бы согласился даже и на дым — лишь бы помогли хоть чем-нибудь!

На вертикальных плоскостях хвостов красовались рисунки имперских штандартов Божегории. «Драконы» плавно разошлись в разные стороны; один из них повернул на наш правый фланг, делая круг над атакующей нас конницей, а другой пошёл строго прямо на речку. Ну, и что?!!

Из брюха первого начали один за другим вываливаться горшки, издали чем-то напоминая сбрасываемые козьи фекалии. Я сразу же непроизвольным жестом напялил шлем обратно, едва только увидев первые посыпавшиеся с небес «подарки». Самое потрясающее было то, что они начали разрываться прямо в воздухе, не долетая до земли! — я ведь думал, что самое главное — это разбить силой удара стеклянную колбочку, а, оказывается, можно сделать и простое замедление взрыва!

Воздушные взрывы оказались куда страшнее тех же «стеноломов» и даже шрапнели, большая часть которой улетает бесполезно вверх, — особенно, если лежать на земле. Тут же металлические чешуйки хлестали беспощадно сверху вниз, и у лежачего шансов уцелеть было, пожалуй, поменьше, чем у стоящего. Конная лава сделалась похожей на лавину обычных тараканов, которую кто-то шлёпает мухобойкой, быстро прореживая поток — раз, раз, ещё раз! Всадники смешались, запутались: одни рвались мчаться в одну сторону, другие — им навстречу, а «дракон» неспешно и вальяжно пошёл на второй круг…