Клоака. Станция потери
Шрифт:
— Помогаю Семену.
Костя смешно изгибает в удивлении одну бровь. Неужели они незнакомы? Вряд ли. Семен о брате Тихони знал.
— Он врач, а я…
— Я знаю, кто он. Уж можешь мне поверить…
Это звучит довольно…странно.
— От него тоже следует держаться подальше?
— Да нет.
Идиотический ответ. Так «да» или «нет»?
— Он приближенный Князя, но с головой дружит. Где надо — молчит. Когда надо — закрывает глаза. Люди в лагере его любят, а он их особо не притесняет. В отличие
Стоит ли упоминать о том, что именно Семен был моим подстрекателем в вагоне? Наверно, стоит. Все же сейчас опасно скрывать от Кости что-то, что впоследствии может настроить его против меня и остальных.
— Помнишь, я говорила о подстрекателе?.. О мужчине, на котором в поезде заметила браслет…
— Это был он?
— Да. Другим подстрекателем был Дмитрий. Рыжий такой. Молчаливый. И еще… С ними в поезд пробрался мальчик. Тема.
— Я детей по именам не знаю, — говорит Костя, качая головой. — Зато знаю Дмитрия. Вот он самые настоящие «уши» лагеря. Все знает, все слышит. Обо всем докладывает. С ним тоже нужно быть на стороже.
Учтем.
— Следующие… Маша и Белла. На поверхности Маша работает логопедом в детском садике, поэтому здесь ей доверили заниматься с детьми. Она пытается узнать от них о лагере и Клоаке через сочинения.
— Умно, но дети, выросшие в Клоаке, отличаются от детей, которых мы привыкли видеть на поверхности. Они знают о темноте и о том, что в ней обитает. Знают о нас. О тех, кого сюда привозят. И ради чего это делается они тоже знают. Не ведись на их малый рост и пухленькие щечки. Эта малышня способна укусить и оттяпать тебе руку, которой ты решишь их погладить по голове.
Да следуя его логике в лагере лучше вообще не говорить, не дышать и ни на кого не смотреть. Целее будешь. Если повезет.
— Осталась Белла, — говорю я, пытаясь вспомнить о ней хоть что-нибудь. — Она… Мы с ней не общались. Нас разделили в самом начале, и Белла попала в «Рай».
— Знаешь, что это?
— Знаю. Мы с Семеном сегодня… Точнее он осматривал сегодня девушек. Я смогла поговорить с Беллой, и она рассказала мне об этом месте и о том, что там происходит.
— Не повезло ей. Хотя… Это с какой стороны посмотреть.
Я оставляю его слова без внимания. Может он и прав, а может, ошибается.
— Мы с Сергеем предполагаем, что твоего брата держат в тюрьме. Это… Как я поняла, это здание в конце лагеря. О нем мы узнали от Маши, а она от детей. После обеда, перед тем, как мы встретили Митяя, мы с ним пошли туда и… И увидели как Князь и Семен выходили из того здания.
Я замечаю, как Костя резко сжимает кулаки. Костяшки на них белеют.
— Семен знает, что он твой брат, — решаю я «добить» его «ободряющей» информацией.
— Значит об этом знает и Князь, — говорит он. — И значит
— Мы поможем, если скажешь как.
Я правда хочу помочь.
— У каждого здания по два вооруженных человека. Тебе даже ночью в лагерь не пробраться.
— Я пока еще не потерял рассудок, чтобы выходить ночью из своего убежища. Горожане. Помнишь?
— Даже больше, чем помню. Я уже видела одного из них, — говорю я, удивляя Костю. — Твой брат устроил шоу со взрывчаткой, думая, что ты в лагере. Бух-бам, свет отключился и… Надо сказать, горожане существа довольно-таки мерзкие. И вонючие.
— Ты видела их достаточно близко?
— Обнимашки с монстрами считаются близким контактом? — спрашиваю я в шутку.
Но на лице Кости не возникает и тени улыбки. Он крайне серьезен. Мне приходится отвести взгляд, чтобы посетовать на собственную беспечность. Ну кто о таких вещах шутит?
— Так… О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я, возвращаясь к нашему первоначальному разговору. — Наедине.
— О том, как мы будем выбираться.
«Мы»? Так он согласен?
— Это значит…
— То и значит, — говорит Костя. — Твоя идея с поездом хороша. Очень даже хороша. Но мы ведь не знаем, где он, так?
— Так.
— Значит, нужно его найти. Но первым делом я должен вызволить из лагеря брата. Князь попытается использовать его, чтобы до меня добраться.
— Что ж ты ему сделал?..
Я хотела произнести этот вопрос только в своей голове, но против воли произношу вслух. Глупо, конечно, получилось, но…
— Пытался саботировать против него остальных, — как-то слишком легко признается Костя. — Не получилось.
Возможно, сейчас не время было спрашивать о причинах того неудавшегося мятежа. Возможно, мне вообще не следует знать подробностей. Но любопытство. Чертово любопытство…
— Те дела тебя не касаются, поэтому ничего объяснять я не буду, — будто почувствовав мой интерес, произносит Костя.
Любопытство можно засунуть куда подальше.
— Как нам вызволить его?
— Я об этом еще не думал, если честно. Но ночью спасать его я не пойду. Это очевидная вещь. Днем… Днем в лагере много народа. Вооруженного народа, который меня узнает…
Пожалуй, это называется безысходностью.
— Я… Наверное, я смогу расспросить о нем Семена. Мне кажется, что он мне ответит.
А еще, пожалуй, не следует Косте знать обо всем, что происходит со мной и некоторыми душегубами.
— Сможешь навязаться к нему в компанию и попасть в тюрьму? — спрашивает Костя, приободрившись. — Если сможешь… Скажешь Саше, что я приду за ним?
— Если смогу — скажу.
Странно, но разговор не клеится и у нас. Вроде бы поговорить нам есть о чем, а нужные слова почему-то не произносились.