Клоуны водного цирка
Шрифт:
Их вывели на арену. Огромный овальный бассейн с мутной водой и плавающими пятнами переливался в полутьме зыбкими бликами. Приглядевшись, Курти увидел, что пятна, это тонкие деревянные дощечки, плавающие на поверхности и сбившиеся в кучи. Еще различный мусор. Много глиняных бутылок. Вода, подкрашенная красным, колыхала всю эту массу. Несообразным украшением выглядели лиловые и белые лепестки сирени, занесенные ветром из города и затесавшимися между хламом.
— Публика у нас сегодня расстроенная. И покидала в бассейн почти все, что принесла с собой. Еда, питье, ладно. Но они и таблички со ставками побросали, а это такая дрянь,
Им выдали сачки. Курти сунулся было вместе со всеми, но Арман его остановил.
— А ты мелкий, давай ныряй. Будешь слив чистить, раз пальцы ловкие.
Работы было много. Мусор, плавающий на поверхности, дрейфовал, рассыпался при прикосновении и норовил вывалиться из сачка. Но хуже всего было Курти. Слив плотно забило самой разной дрянью и брать этот сор можно было только мелкими партиями, зажав в кулаках. Курти нырял туда-сюда и прислушивался к бою городских часов. Казавшийся поначалу, не очень глубоким бассейн, после пятнадцатого нырка стал казаться необъятным, а после пятидесятого, бездной. Дощечки с непонятными символами, должны были плавать на воде, как и полагается честным деревяшкам, но часть из них нагло утонула. Мало того, что утонула, еще забила сток и облепила его сверху. Глиняные осколки бутылок застряли между табличками, создав плотную плохо поддающуюся разбору массу.
Наступившую ночь рассеяли все те же загадочные лучи света с трибун. Через пару часов работы, Курти перестал прислушиваться к бою часов, настолько устал. Эрика, когда он внимательно считал удары курантов, заметил Арман:
— Ты чего часы слушаешь? Думаешь, у тебя почасовая работа? И сейчас всё. «Шабаш» крикнем? «Кончай работу»?! Нет, дерзкий. Вы здесь будете торчать до тех пор, пока бассейн не очистите.
Закончили они, когда часы пробили два часа ночи. Прямо сейчас грубый старик кормил кайкапов. Оставшиеся в камере Джус с Неправильным сами бежать не могли. Ключ у Курти. Передать его он бы не успел, их слишком быстро вытянули из камеры. Да и не стал бы Курти этого делать. Чтоб они без них с Шепелявым смылись? Нет, уж. Это их побег. А эта парочка седоки непрошенные.
Курти косился на Армана, прикидывая, что тот думает про пропажу ключа? Да и заметил ли? Может думает, что потерял?
Вместо камеры, их повели в комнату, где, казалось, всегда стоит накрытый стол. Неизвестно, как Шепелявый, а Курти обрадовался. Сбежать они бы все равно, уже не успели, да, наверное, и не смогли бы. Курти слишком устал и лезть опять в воду, было выше его сил. А вот есть хотелось. Значит, побег завтра.
Стол был не таким обильным, как обычно, но все же, по меркам пацана с далекого и голодного Севера, роскошным. Копченные угри, холодный гусь, склизкие на вид грибы и много хлеба. Эрик сразу подошел к вину и стал жадными глотками пить из горла. Поймал взгляд тех двоих, что были с ними, хмыкнул и поставил ополовиненный кувшин обратно.
— Я бы сказал, что это традиция такая, кормить вас нормальной едой после любого посещения Арены, но это было бы враньем. Это Оливия настояла. Жалко ей вас. Так, что не забудьте сказать девушке «спасибо».
Оливия стояла у входа. Вид и у нее был усталый.
— Я так и не спросил,
— Сопровождаю Ее Высочество, — ответила девушка.
— А Ее Высочество почему, вдруг среди недели, решило нас посетить?
— А Ее Высочество тоже сопровождает. Некую Софию Нудзансенс. Теперь ты должен спросить, что София здесь делает? Или догадываешься? Она бедная, до конца представления все, чего-то ждала, ждала. Головой крутила. На арену почти не смотрела, хотя сегодняшнее представление многим надолго запомнится. А она вот не заинтересовалась. Хотя, ТАК стремилась сюда попасть.
Арман сказал, что-то вроде «гкхм-м» и вышел.
— Спасибо, — сказал Эрик.
Оливия перенесла на него взгляд.
— Что?
— Я говорю «спасибо».
— За что?
— Этот тип пожелал, чтобы я сказал тебе «спасибо».
— А так бы не сказал? Без его просьбы?
— Наверное, нет. Бесшабашные, как ты меня обозвала, всегда наглые.
— Тогда странно, что такой наглый тип выполняет пожелания своего тюремщика.
Эрик задумался.
— Вот, черт. Дай мне минуту, и я придумаю, как красиво выкрутиться.
Оливия засмеялась.
— Ты необычный бандит. Они, как правило, просто наглые, без учтивости и изысканного остроумия.
— Изысканного? Бесшабашный? Это ты необычная. А с чего ты взяла, что я бандит?
— Некоторых людей сразу видно. Ты из таких. По глазам, по жестам, по мелочам в разговоре. Так вот, ты бандит. Но, странный. И это тебе «спасибо».
— А мне-то за что?
Оливия тихо сказала:
— За меня еще ни разу никто не вступался. Ты первый.
— То есть тебя часто обижали? В это трудно поверить. Ты из таких женщин, в которых влюбляются, из-за которых страдают, которые вертят мужчинами. Но им никогда не делают больно.
— И такого мне никто никогда не говорил.
— Вокруг тебя странные мужчины.
— Иногда мне кажется, что вокруг меня нет мужчин.
— А этот, — Эрик кивнул в сторону коридора куда вышел Арман.
— А что он?
— Ты же понимаешь, что он в тебя влюблен.
Оливия подняла брови:
— С чего ты взял?
— Некоторых людей сразу видно. Он из таких. Так вот, он любит тебя. Это видно по глазам, по жестам, по мелочам в разговоре, — подмигнул Эрик. — Странно. Ты первая женщина, которую я встречаю, не замечающая, что мужчина рядом с ней влюблен в нее по уши.
— Наверное, сравнивать не с чем. А может неинтересно.
— Ты не необычная, ты необыкновенная. Красивая женщина, которой такое неинтересно, одна во всем мире. Так и хочется спросить, — почему?
— Не знаю, — покачала головой Оливия. — Я, правда, никогда об этом не думала. Ни об Армане, ни о ком-то другом.
— Тогда тебя, наверное, действительно обидел кто-то из мужчин. Причем сильно и на самой заре взросления.
Оливия отвернулась.
— Угадал, — тихо произнес Эрик. — И что? С тех пор ни разу не попадался нормальный парень? Так, чтобы сердце затрепетало?
— Один. Но он не настоящий. По имени Антуан.
— Верблюд? — растеряно спросил Эрик.
— Почему верблюд? — удивилась рыжулька.
— Да это я так… — отмахнулся Эрик.
— А ты, действительно считаешь, что я красивая? — Оливия задала этот вопрос с такой наивной непосредственностью, подделать которую невозможно.