Клоуны водного цирка
Шрифт:
— Да. В городе нет другой площадки. Да еще и достаточно близкой к морю. Если только площадь Като-Флёр. Но не уверен, что горожане оценят. — И расхохотался собственной шутке.
— Нас арена вполне устраивает, — сказал Бартаэль, но — оценят ли зрители?
— Оценят. — Это же тоже зрелище. Во-первых. А во-вторых, там будет много иноземных гостей. Обычно значительные мероприятия мы проводим по выходным, но ради такого случая можно сместить. Сегодня мы уже не успеем, а вот завтра — ради бога. Пусть все посмотрят.
— Привлекаете внимание будущих покупателей?
— Именно. А заодно они оценят, не только ЧТО было куплено, но и КЕМ. Так, что возможных противников у вас поубавится.
— Шнек — это механизм, транспортирующий
Городские часы пробили полдень. Тарант встал, извинился и сославшись на неотложные государственные дела, вышел.
Неотложных государственных не было. Были неотложные любовные. Поселить Валери во дворце, он не рискнул. Такое в тайне не сохранить, а давать Селестине лишний повод для беспокойств не хотел. Дом был недалеко от дворца, в Риддхейском квартале. Квартал богатый, разросшийся вдоль большей части западного побережья и поглотивший несколько перекрестков. Овитые дорожками из шлифованной розовой брусчатки дома принадлежали в основном зажиточным купцам. Трех- и четырехэтажные фахверки с многоступенчатыми крышами, широкими окнами и тонкой резьбой на ставнях, украшенные плющом, стоили неимоверно дорого. Таранта это не остановило. Очень не хотелось стареть и он цеплялся за амурное приключение, как за спасательный круг от надвигающейся дряхлости, а на это никаких денег не жалко.
Белый дом с красными жилками широких наружных балок, куда он поселил Валери, был второй после вина отдушиной в жизни, которую князь считал скучной. Был бы помладше, ходил бы в морские походы на малагарцев, и горячил кровь схватками. Ему не хватало этого в молодости. Хотя отец погиб именно в походе, когда Таранту исполнилось четыре года. Сам будущий князь был третьим сыном в семье и престол ему не полагался. Но старший брат умер от болотной лихорадки в возрасте четырнадцати лет, а средний погиб в таком же морском походе, в возрасте пятнадцати. Оставшегося младшего мать берегла пуще глаза и ни о каких походах Тарант и заикаться не мог. Ему были запрещены даже занятия с оружием. Учиться он не хотел, а мать и не настаивала. Боялась, что у последнего оставшегося в живых сыночка будет болеть голова. Что будущий князь Баэмунда не вырос идиотом, заслуга его бурной фантазии, заставлявшей поглощать одну за другой приключенческие книги и двоюродного дяди со стороны матери. Книги развивали будущего князя, не давая мозгам закиснуть, а дядя научил основам математики, навигации и фортификационного дела, правильно оценивать людей и общаться с ними.
Назвать молодость Таранта бурной, было нельзя. Книжный мальчик читал стихи, жил в собственном мире и понимать, что быть князем это нечто большее, чем безграничная власть, начал поздно. Ему было не до этого. В четырнадцать лет он по уши влюбился в свою будущую жену, красавицу Селестину. Брак между ними казался невозможным. Она хоть и была дочерью барона, но князю в жены требовалась или княжна с соседних княжеств или принцесса с северных королевств, откуда они все были выходцами. Но князь уперся рогом и никого кроме Селестины не хотел. Мать, как всегда, уступила избалованному чаду, к тому же пассии подходящего возраста в соседних княжествах не было, а северные королевства, всегда относились к Пяти княжествам со слабо скрываемым пренебрежением. Это для Вольных городов они были родней, а дворяне к ним не слишком благоволили. Даже Саррейское королевство, плоть от плоти, считали, что Баэмунд, что остальные княжества, чем-то вроде своей далекой и отсталой провинции.
Тарант и Селестина поженились. У них действительно было много общего. Он заразил жену страстью к книжным приключениям, хотя она в силу понятных причин, предпочитала любовные романы. Родилась дочь, потом ждали второго ребенка, а потом умерла княгиня.
После смерти матери на Таранта обрушился мир. Он и не подозревал, сколько тянула на себе Флор, по прозвищу Благочестивая. Собственно, почти все, на чем сейчас стояло благополучие Баэмунда, заслуга не столько Таранта, сколько его матери, построившей достаток государства, сделав войну с Малагарским султанатом частью экономики и наладив тесные торговые связи с Севером. Укрепила флот, поставила на поток выдачу корсарских патентов, с обязательным указанием доли,
После смерти матери Тарант будто остался один. Быть князем, оказалось, быть батраком на тяжелой и неблагодарной работе. Думать сразу о сотне вещей, связанных между собой и без права на ошибку. Осознание грандиозной ответственности нервировало Таранта и если бы он не вступил во владение уже исправным и отлаженным механизмом, то, скорее всего, угробил бы Баэмунд. В этом, он через несколько лет, признался сам себе.
В тот период и начал выпивать. Позже, когда работа механизма под названием «государство» наладилась и замкнулась на нем, то привычка выпивать, чтобы снять напряжение, переросла в зависимость. Тарант это понимал, но бороться с ней не собирался. Его это устраивало. Привычка переросла и в необычное пристрастие запираться в отдаленных дворцовых покоях. Там он выпивал кувшин вина почти залпом, стоял посреди комнаты и сжимая дрожащими пальцами книгу, вслух читал стихи Дино айт Ракачи и Габелла Заурейского. Второй кувшин пился уже медленно, между куплетами. Одно время рассаживал по комнате музыкантов и требовал исполнять те или иные мелодии. Но ему не нравилось, что они смотрят, как он пьет и он перевел оркестр в сад под окном. Но так было неудобно объяснять им, что он хочет слышать, и он вернулся к книжным монологам.
Было несколько женщин, в основном придворных, а то и служанок, но ничего серьезного. Обычная похоть. Он надеялся, что Селестина не узнает, но уверенности в этом не было. Она если и знала, вида не показывала. Но потом появилась Валери.
Дочь разорившегося местного спекулянта была не то, чтобы невероятной красавицей, но была задорна, смешлива, остроумна, и блестяще выступала в домашнем театре своего отца, когда он был еще богат. Она знала себе цену. Вышла замуж за местного банкира, но почти не проводила времени дома. Отмечалась на каждом балу, на каждом приеме, на одном таком ее и заметил Тарант. Когда она поняла, что «зацепила» князя, сразу выбила себе место в его жизни. Развелась с мужем, чему князь посодействовал и переехала в дом в Риддхейском квартале. И все бы хорошо, но Валери была необычайно, сверх всякой меры амбициозна и положение фаворитки ее уже не устраивало. Но князь хоть и был от нее без ума, сумасшедшим все же не был, и менять что-то в своей жизни не собирался. А она никак не могла понять, что переоценивает на него свое влияние и не сдавалась, надеясь рано или поздно добиться большего, чем быть просто фавориткой.
Связь была настолько серьезной, что утаить ее уже было невозможно. Узнала и Селестина. И это знание для нее было невыносимо.
Князь вошел в свои покои и направился к шкафу, чтобы переодеться.
— Здравствуй, супруг мой.
Князь вздрогнул от неожиданности и обернулся.
Селестина сидела в дальнем углу и перед ней стоял такой же столик с кувшином и вином, который Тарант только что видел рядом с Лоренсом Нудзансенсом.
— Ты что здесь делаешь? — растеряно спросил Тарант.
— Я? Я здесь живу. Я думала, ты еще помнишь об этом. Я и сама хотела спросить тебя, что ты сейчас здесь делаешь? Ночью тебя не было.
— Прости, сделка важная, ты же знаешь. Полночи Йохан объяснял им, как работает орудие, а потом я там и прикорнул. Я обязан быть на таких совещаниях, понимаешь.
— Да, я понимаю. Дела княжества важнее всего.
— Ты, что вино там пьешь? — удивленно спросил Тарант, — ты всю ночь так просидела?
— Я действительно просидела всю ночь. И действительно с вином. Но выпила всего несколько глотков. Наверное, я не умею пить, а чтобы научиться, необходимо время.
— Ты же никогда не пила. Не могу сказать, что мне это нравится. Что-то случилось?
— Знаешь, это и мне не нравится. Но мне не нравится многое. И то, что ты все время пьешь, не нравится тоже. И еще кое-что. Но это уже случилось.
— Я князь, — повысил голос Тарант.
— Да, ты князь. Ты главный. И я вижу, ты опять уходишь?
— У меня дела.
— Какие?
— Я все время на службе. Занят и сейчас. Если вдаваться в детали, то это будет долгий и ненужный разговор. Да ты и не поймешь ничего. Там будут только цифры.