Клуб, которого не было
Шрифт:
К счастью, я не служу в модном журнале – там проще было бы признаться в шизофрении, чем в симпатии к русскому артисту для старшеклассниц; у культуртрегеров из Подмосковья – известно, высочайшие эстетические запросы. К счастью, мне все равно, в курсе ли ее существования Антишанти или Олег Магди. Я всю жизнь хожу не в ногу. И Мара мне симпатична.
Разборка на глазах у барменов – моветон. Но артист меня у бара все-таки настиг.
– Такой промоушн. Мы представить себе не могли! – Лидер изысканного бенда «Николай Коперник» трясет смятой
Скучная справка: продано двенадцать билетов. Понимаю.
– Вот вчера у вас «Аквариум» играл – вы и на субботу их поставили, и афиши, я видел, напечатали, и пресса была наверняка.
На «Аквариум» были проданы все билеты.
Поначалу я робел от таких атак. Стеснялся настоять, что очевидно: если концерт проваливается, надо переносить из большого зала в малый. Уклончиво отвечал, что афиши печатаем не всегда, и не всегда все зависит от афиш. Я ведь сам приглашал этих артистов, сам отстаивал их перед Игорем («Соберут, не вычеркивай»), сам заглядывал каждый день в выручку кассы и считал – по одному, реже по два – проданные заранее билеты. Мучил Олейникова ежедневным «Что еще мы можем сделать?». Но если ошибся я, приглашая артиста, Олейникову ситуацию не спасти.
В чувство меня привел безвестный немецкий диджей, позвонивший как-то в Берлине и сказавший: «Я присылал тебе свой микс, ты слушал? Как насчет обсудить мое выступление в вашем клубе?» Берлинский воздух придает мне решимости. Я спокойно перечислил ему полдюжины имен, с которыми мне интересно было бы работать. Посетовал, что московская публика не оценила пока его творчество и, возможно даже, не побежит на его сет сломя голову. Но ведь будет, будет у вас трек, что взорвет танцполы, – вот тогда мы с большим удовольствием вернемся к разговору. Через пять минут получил CMC: «Некрасиво так говорить об известности».
Напор – полезное умение, города берет. Только по этой логике я, промоутер средней руки, каких в мире сотни, должен был бы писать знакомым в Гластонбери: так и быть, готов вас осчастливить сотрудничеством. Представляю себе ухмылку на лице получателя.
Должен же кто-то аккуратно снять с напористого артиста розовые очки. Поневоле приходится, по «Али-Бабе», констатировать: да, понимаешь, одному – кувшин, другому – дворец. Отвратительная процедура. Но вот артист идет в бой, отступать некуда, бармены – работы нет, в зале шаром покати – с интересом нас разглядывают.
– Скажи, пожалуйста, – спрашиваю, – ты правда думаешь, что на «Аквариуме» вчера было семьсот человек только потому, что мы афиши поклеили и день был – суббота? И журналисты, думаешь, пишут о том, что нам нужно, или о том все-таки, что им самим интересно?
Аргументация не работает. Артист со злости ударяет стаканом о барную стойку.
Мама, спасибо, что позволила мне бросить музыкальную школу. Тебе было бы стыдно видеть меня сейчас по другую сторону баррикад.
Самое обидное – группа-то хорошая.
Кирилл перезвонил, когда я в почте торговался с Дэвидом Брауном из-за новогодних перелетов Brazaville – практичный Браун смекнул, что с новогодним концертом напал в России на золотую жилу, и теперь пытается превратить перелеты из Барселоны в перелеты из Лос-Анджелеса. Торговля с соплеменниками – выматывающее предприятие.
Но Кирилл звонил уже раза четыре, постоянно в самый неподходящий
Теперь в эфире появился Кирилл, назвался груздем, мы забили дату, и я грешным делом поежился, представив, как в очередной раз бормочу Игорю: «Да соберут они, соберут», не находя для симпатичного артиста более убедительных аргументов. Игорь только рукой махнул
и расписание завизировал. Fleur купили двенадцать плацкартных билетов до Москвы.
Я почуял неладное, когда за неделю до концерта, без особой рекламы, в кассе осталось сто билетов. За три дня до концерта билеты кончились – и странный человек у кассы шептал мне: «Вы не понимаете, билеты нужны для замминистра экономики Украины. Всего два, можно не суперВИП. Убедительно вас прошу».
Кассир Оля после хмыкнула и сказала: «Что с этим Fleur'ом такое? Видел бы ты, кто на них билеты покупает».
Теперь вижу.
Когда я помчался на встречу, у входа во вверенный клуб скучали два охранника, подтаявший сугроб и чья-то машина. Сейчас – что за флешмоб: улица перекрыта толпой, самые отчаянные водители гудят и медленно прорываются через людскую массу – как в Дели. Только коров не хватает.
Мы много раз видели, как стекаются к клубу ручейки одетых в черное молчаливых готов. Принимали романтических влюбленных студентов: бутылка красного, первый узкий галстук и последняя сумка Hello Kitty. Привечали клиентуру «Проекта ОГИ»: кошками пахнет совсем чуть-чуть, высокие лбы, на дужке очков – у кого лого Prada, у кого скотч. Были рады видеть завсегдатаев «Пропаганды» – капюшоны-кенгуру и яркие клубные майки, бар – в кольцо, концерт для них – что препати. Собирали барышень, держащих друг друга за руки, и мужчин, делающих вид, что никогда друг друга за руки не держали.
Мы никогда не видели их всех вместе. И они друг друга – тоже.
Звоню менеджеру Кате: если есть свободный охранник, меня попробуют провести внутрь. По-другому – нереально: очередь на полчаса, не меньше.
Охранник, к счастью, находится – стодвадцатикилограммовый Женя по прозвищу Малыш ловко выуживает меня из толпы.
– А вы говорите, не пройдем, – разводит он руками, когда мы оказываемся внутри.
– Женя, берегите беджик и костюм, – отзываюсь я благодарно о наболевшем.
Кирилл оказывается коренастым крепышом в строгом, длинном не по росту пальто, волосы собраны в конский хвост, в руках полиэтиленовый пакет. Прижался к кассе, где забаррикадировалась и выключила свет испуганная Оля. В окошко стучит сразу десяток рук. Кирилл сияет. У Кирилла двое помощников – один кудрявый, с античным профилем, представляется Мандельштамом, другой, коротко стриженный, оказывается сыном знакомой из шведского посольства.
Нет большей радости промоутеру, чем смотреть, как кассу берут штурмом. Из-за забаррикадированной двери приходит CMC от кассира Оли: «Я под столом. Звоните, если что».