Клянусь этой жизнью

Карлино Рене

Я трепетала, глядя на него. На то, как он вел машину: уверенно и грациозно, будто делал это всю жизнь.

— Что случилось, Эм?

— Ничего. Просто ты кажешься таким взрослым… другим.

— Это все тот же я.

— Я знаю, знаю. Я только… не знаю. Боже… не знаю, что сказать.

Он рассмеялся.

— Возможно, у меня получится приезжать хотя бы раз в неделю. Тогда чувство неловкости исчезнет.

— Правда?

Эти слова изменили абсолютно все. Теперь у меня было, ради чего двигаться дальше, а не только домашняя

работа и уроки.

— Да, возможно. Как насчет того, чтобы остановиться здесь? — он указал прямо на стоянку, расположенную вокруг рыболовного пруда Нью-Клейтона.

— Идеально.

День был теплым и не таким влажным, как обычно бывает весной. Мы нашли место на скамейке на берегу и сели рядом, лицом к воде. Я изучала позу Джексона: он сидел, расставив ноги, излучая при этом полную уверенность. Положив руку мне на бедро, он провёл ею вверх и вниз, будто для нас это было совершенно естественно — прикасаться друг к другу вот так.

— Ты сегодня прогулял школу. Требуется как минимум час, чтобы добраться сюда.

— Я не планировал. Утром, по дороге в город, я рассказал Младшему, что ты плакала прошлой ночью и… он сказал, что я могу взять грузовик, чтобы повидаться с тобой. — Он устремил взгляд на дорогу позади меня.

— Мило с его стороны.

Он фыркнул.

— Полагаю, что так.

Я прикоснулась рукой к его щеке.

— Посмотри на меня.

Он повернулся, его глаза были наполнены болью и тоской. Я потянулась ближе, и мы медленно поцеловали друг друга. Неизвестно, через что проходил Джекс, но все ускользало, когда мы были вместе. Он был далеко, но достаточно близко, чтобы прикоснуться.

— Можешь просто побыть тут со мной и забыть обо всем остальном хотя бы ненадолго?

Он посмотрел на мои губы, а затем перевел взгляд на глаза. Его грудь начала вздыматься и опускаться, а затем он снова посмотрел на мои губы. Между нами было столько напряжения и тепла, что я практически чувствовала искорки кожей. Он сглотнул, а потом все его самообладание исчезло, и он накрыл мой рот своим. Мы целовались более неистово, чем когда-либо прежде, он сильнее прижимал меня к себе, наши языки дразнили друг друга. Потом он коснулся губами шеи, уха, без всяких усилий притянул меня к себе на колени. Я не сопротивлялась, потому что сидеть вот так, прижимаясь к его телу, было совершенно естественно. Тяжело дыша, он продолжал страстно целовать меня. Взяв его руку, которая обхватывала меня за бедро, я подняла ее выше, к груди, чтобы он погладил ее сквозь свитер. Сперва он робел, но потом застонал и прошептал мне на ухо:

— Что ты делаешь со мной, Эм?

— Я хочу тебя, Джексон… всего тебя.

Громкие слова для пятнадцатилетней девочки, но я имела в виду каждое из них.

Он снял меня с себя и отстранился, затем повернулся к пруду, уперся локтями в колени и уронил голову на руки.

— Что мы можем сделать? Я имею в виду, мы не можем быть вместе — нам некуда идти. — Его голос

стал выше. — Тут ничего не поделаешь, Эм.

Проведя рукой вверх и вниз по его спине, я произнесла.

— Все нормально. Я имела в виду, что хочу тебя… однажды.

— Однажды, — повторил он. — Надеюсь, что это «однажды» произойдет очень скоро. Кажется, что все всегда пытаются нам помешать.

— Кто — все? О чем ты говоришь? Мой папа сядет в тюрьму. Твоя мама занята своими делами, и с Келлерами все будет в порядке, пока я не попадусь. Мне этого достаточно, Джексон. Мне пока достаточно просто быть рядом с тобой.

Он посмотрел на меня, в его глазах стояли слезы.

— Знаю, извини. Я такой ворчун. Просто мне шестнадцать, понимаешь? — рассмеялся он наконец, и я вместе с ним.

Я знала, что он имел в виду. Мы были влюблены. И хотели стать как можно ближе. Физическая составляющая отношений казалась нам абсолютно невинной. Мы бы сделали это из любви друг к другу, а не из-за похоти и давления сверстников. Мы были преданны друг другу и искренне любили, сильнее, чем большинство женатых людей — по крайней мере, тех, кого мы знали. Годами мы развивали любовь и уважение друг к другу. Секс в пятнадцать лет кому-то мог бы показаться слишком ранним, но для нас возраст был как нельзя более подходящим.

— Понимаю, — ответила я. — Чувствую то же самое.

— Я так сильно хочу тебя. Только об этом и могу думать.

— Просто сосредоточься на будущем. Помнишь, как мы представляли себя взрослыми? Ты сказал, что хочешь быть ниндзя, а я могу быть твоим помощником, но ты не разрешишь мне использовать самурайский меч, потому что считаешь меня слишком неуклюжей.

— Я больше не хочу быть ниндзя и не считаю тебя неуклюжей. Ты идеальна. Ты останешься со мной, верно? — его тон был серьезным.

— Да. Конечно, я останусь. Всегда, Джекс.

— Я не могу жить без тебя. Это такой отстой — жить с Лейлой в конце этой грязной дороги в полном одиночестве и больше не с кем поговорить. Ей становится хуже. Она перестала покупать еду. Я держусь на полуфабрикатах и хлопьях.

— Мне так жаль. Хотелось бы мне тебе помочь.

Он отвернулся, будто был слишком смущен, чтобы смотреть мне в глаза.

— Когда я думаю о тебе, о нас, о том, что мы пережили, будучи детьми, мне кажется, что я смотрю какое-то идиотское кино. Когда мы были только вдвоем, все было так хорошо.

Было видно, что слова давались ему трудно, но он старался казаться сильным. Бороться с эмоциями.

— Знаю… Для меня все так же.

— Теперь ты ушла, и все такое реальное и такое, черт возьми, неправильное. Она отвратительна. Лейла просто ужасна; она сошла с ума. Каждую ночь у нас дома новый парень, и я их слышу. Мне хочется просто сдохнуть каждый гребаный раз.

— Прошу тебя, не говори так. Переходи в мой дом. Там никого нет. Ты можешь там ночевать.

Он удивленно вскинул голову: