Ключ от твоего сердца

Милан Кортни

– Мама, - мягко прервала ее Элейн, - они бросали помидорами на некоторых из крупных мероприятий.
– Вспомни. Леди Косгроув не желает нам добра.

За спиной леди Стокхерст леди Косгроув сдержала улыбку.

И, казалось, это не будет один из тех дней, когда ее мать помнила о подобных вещах.

– Зачем им это делать?
– размышляла ее мать.
– Я не могу этого понять. Даже люди низшего класса знают, что делать с совершенно хорошими помидорами. А благородное общество...

– Они бросают гнилые овощи, чтобы выразить неудовольствие.

–

Или от скуки, - вставила леди Косгроув.
– Но, леди Элейн, вы же не хотите сказать, что ваша родная мать скучная, не так ли?

– Все это чепуха, - заявила леди Стокхерст.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, Элейн. Помидор - это фрукт, а не овощ.

Стоявший рядом с Элейн Уэстфелд взял ее за руку.

– Все будет хорошо, - тихо сказал он.
– Все пройдет хорошо.

Леди Косгроув поджала губы.

– Как это?
– прошептала Элейн.
– Я видела, как это происходит. Выставить ее напоказ перед большим количеством людей, подвергнуть еще большему унижению… Как это может пройти хорошо? Я знаю, что ты будешь добр, но ты не можешь контролировать реакцию двух дюжин человек - а их может быть до тысячи.

Уэстфелд просто пожал плечами.

– Что говорил Архимед? «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!» Все будет хорошо.

Она фыркнула.

– Я полагаю, тебе тоже нужна точка опоры, на которую можно опереться своим рычагом.

Он улыбнулся - выражение такое же высокомерное и уверенное, как и всегда.

– Ну что ж.

Его глубокий протяжный голос, казалось, резонировал с какой-то глубинной частью ее.

– Если когда-нибудь тебе понадобится... точка опоры для твоего рычага, я здесь.

Она взглянула на него. Он наблюдал за ней, и она почувствовала, что вот-вот вспыхнет пламенем. Она вырвала свою руку из его прежде, чем он успел заметить.

– Будь серьезен, Уэстфелд.

Он покорно покачал головой.

– А я-то думал, что совершенно серьезен.

В течение следующих недель Эван пытался шутить, чтобы облегчить страдания Элейн. Но это не сработало, и в конце концов он вообще перестал шутить. Но, несмотря на все попытки заставить ее улыбнуться, он все еще скрывал правду о том, что делал.

Правда была смертельно серьезна. К тому времени, как он нашел место в зале на Ганновер-сквер перед лекцией леди Стокхерст, он уже чувствовал цену последних двух недель напряженной работы. Он писал письма, нашел курьеров и лично поговорил более чем с полудюжиной мужчин.

Ему пришлось. Он слишком хорошо понимал, как действует Диана. Его двоюродная сестра планировала, чтобы ее вечер развлечений имел ошеломляющий успех. Все началось со сцены из "Пиквикских газет" в исполнении театра Адельфи. Игра актеров была четкой и правдоподобной, персонажи мастерски изображены. Затем последовал концерт Мендельсона для фортепиано и скрипки и короткий антракт для легкого освежения. Он должен был завершиться выступлением знаменитой сопрано Джулии Гризи.

Леди

Стокхерст, зажатая между этими сияющими огнями, казалось, служила слишком ясной цели: она должна была стать комической интерлюдией. Когда она начинала, казалось, что она действительно подходит на эту роль. У нее были составлены великолепные звездные карты, показывающие курс планет и расположение ее кометы на ночном небе. Она говорила с большим воодушевлением; ее жизнерадостность перешла все границы, подобающие леди. Она закончила свое выступление страстной речью о движении звезд, предсказав возвращение небесного посещения через двенадцать лет.

Нужно было либо смеяться, либо аплодировать... и когда она закончила, аплодисментов не последовало. Вместо этого, когда она попросила задать вопросы, аудитория сидела почти в тишине, как будто не была уверена, как реагировать. Следующие несколько секунд будут решающими.

– Леди Стокхерст, - сказала женщина впереди.
– Я не могла не заметить, что ваша презентация включала расчеты, которые традиционно ведутся джентльменами. Как леди, вы когда-нибудь задумывались о том, что, возможно, вы не подходите для такой работы?

Могло быть и хуже. Тем не менее, через холл от него Эван мог видеть, как напряглась Элейн. Ее подбородок вздернулся, как будто она бросала вызов всему миру говорить плохо о ее матери. Он почувствовал, как его собственное сердце сжалось, как будто он вздрагивал от боли, которую ей могли причинить.

Леди Стокхерст, однако, просто нахмурилась, глядя на женщину в замешательстве.

– Нет, - коротко ответила она.
– Следующий?

По комнате прокатилось тихое хихиканье. Эван сам подготовил несколько вопросов. Но он надеялся, что ему не придется вмешиваться. В конце концов, если остальные его планы не осуществлятся, его одиночные усилия вряд ли смогут повлиять на такую большую толпу.

Он не мог точно определить, когда у него появились такие чувства, но теперь, когда это продолжалось столько месяцев, он лично сразился бы с каждым мужчиной и женщиной в комнате, просто чтобы заслужить улыбку Элейн. Это было глупо и бессмысленно... и совершенно неизбежно. Это больше не имело никакого отношения к тому, чтобы загладить свою вину. Он не хотел, чтобы ей причинили боль; это было так просто. Рука на боку непроизвольно сжалась в кулак.

– Леди Стокхерст?

В глубине комнаты стоял мужчина. Эван никогда не видел его раньше - по крайней мере, вживую. Но он видел портрет этого парня. Медленно его рука разжалась.

Мужчина был старше, возможно, ровесником самой леди Стокхерст. Его лицо было худым и обрамлено короткими, неопрятными волосами, которые начинали седеть.

Леди Стокхерст просияла.

Он повозился с какими-то бумагами в руке, разворачивая их, а затем оглядел комнату.

– Я сам еще не имел удовольствия ознакомиться с вашей работой, леди Стокхерст, но моя тетя увидела ранний экземпляр вашей монографии и попросила меня передать вам ее признательность за вашу скрупулезную работу.