Книга сияния
Шрифт:
– Господи! – вскричал Зеев. – Что случилось?
Йосель быстро уложил Рохель поближе к очагу и принялся срывать с нее мокрую, замерзшую одежду. Сперва верхнюю юбку, перепачканную тиной и илом, затем нижние юбки, которые липли к ее ногам. Зеев подбежал к кровати, сдернул с нее покрывала и быстро принес их к очагу. Йосель тем временем насухо растирал ноги Рохели. Он пытался отвести глаза, но вновь, как и тогда в купальне, не смог не заметить той цветущей лужайки, что скрыта от взглядов посторонних. Двое мужчин быстро обернули ноги Рохели сухим бельем.
– Я сбегаю за лекарем, –
Тут в комнату стали заходить женщины, которые видели, как Йосель бежал по Юденштадту, но не смогли за ним угнаться.
– Уходите, уходите, – Зеев поспешно выталкивал их обратно. – Ступайте домой.
И, резко захлопнув дверь, убежал, оставляя Йоселя и Рохель наедине друг с другом.
Йосель снял с Рохели плащ, который по-прежнему был завязан у нее на шее, развязал шнурки, крепившие ее корсаж, и отстегнул рукава. Теперь на ней осталась только сорочка, вся мокрая, он быстро стащил ее с Рохели через голову. Ее груди казались маленькими, когда она лежала на спине, зато соски цвели, как розы в конце лета, словно жили собственной жизнью. Йосель не мог отвести глаз. И тут Рохель вздохнула, и цветки закрылись, превратившись в розовые бутоны. Рохель открыла глаза, поморгала, затем огляделась. Она поняла, что лежит на полу у себя дома. И они с Йоселем совсем одни.
– Йосель.
Он держал ее голову у себя на коленях. А затем поднял Рохель, набросил ей на плечи покрывало и повернул лицом к себе. Взял полотенце и принялся растирать ее слипшиеся от тины волосы. Послюнил край полотенца и начал отчищать грязь. Волосы у нее были еще короче, чем у него, и стояли торчком по всей голове.
– Когда я была под водой, мне показалось, будто я увидела рыбу.
И тут Рохель вспомнила воду миквы, воду в голубом тазу, в котором, как она себе воображала, ее купала мама, все свои слезы за всю жизнь. Она барахталась под водой. Поверхность казалась далеко-далеко. Даже не задумываясь о том, что она делает, Рохель сбросила со своей груди покрывало. И Йосель не смог отвести взгляда. Он все смотрел и смотрел.
Тогда она взяла его за руки и потянула к себе.
– Вот так, – сказала Рохель, показывая ему, как ее гладить. Затем она закрыла глаза и запрокинула голову. Рот Йоселя последовал за его пальцами. Он стал целовать ее шею, плечи, груди, а затем и ее губы.
– Не останавливайся, никогда, никогда.
И вдруг Йосель резким движением набросил покрывало Рохели на грудь, а сам одним прыжком оказался в другом конце комнаты.
– Ты вернул ее к жизни. А я привел лекаря, – гудел Зеев, распахивая дверь. – И вот, посмотри.
Он поднял повыше кувшин сливовицы.
– Ах, жена, тебе уже лучше! Равви с нами пришел.
И не только равви. Следом за Зеевом вошли еврейский доктор, Перл и Йоханнес Кеплер, который нес на руках Карела. Освальд просунул морду в окно. А из-за Освальда нетерпеливо выглядывали женщины – из числа тех, что будто весь век живут у чужих окон.
– По-моему, она совсем неплохо выглядит, – заметила Перл, глядя на раскрасневшиеся щеки Рохели.
– Прикрой голову, жена, – приказал Зеев.
Перл ловко ухватила край покрывала и набросила Рохели
– Я не знаю, как долго она была под водой, – ломая руки, сообщил лекарю Зеев. – Ведь вода сейчас ледяная, совсем ледяная, чистый лед. Ах, жена моя. Знаете, рабби, однажды утром я ей сказал: «Как нам повезло, мы живем в теплой комнате». Пей, Рохель, пей, жена. Мне тоже нужно немного глотнуть. Подумать только – ты чуть было не утонула!
Поднеся кувшин ко рту, Зеев сделал изрядный глоток и вытер рот рукавом.
– Однажды Освальд очень скверно упал, наступив в ямку от выпавшего булыжника, – начал Карел, – и все тогда советовали мне его пристрелить. А я нянчил его днем и ночью, ночью и днем.
– Слушай, Карел, нам сейчас не до твоего мула, – Перл решительно не нравилось то, что она видела в комнате. Рохель лежала голая, под одной простыней, а Зеев, глупец, оставил ее наедине с Йоселем. Да, верно, Йосель просто голем. Но Зееву следует быть осторожнее. А еще и все эти не в меру любопытные соседки. Интересно, куда у всех чувство благопристойности подевалось?
– Пусть все уйдут, – приказала Перл. – И уберите животное из окна.
– Освальд не животное, – возразил Карел. – Он член моей семьи.
– Закройте окно. И все идите домой – мешайте там свою кашу.
– Фрау рабби Ливо, поймите, Освальд – одна из божьих тварей.
– И у нас у всех есть над ними власть, – парировала Перл. – А не наоборот.
– Мы все почувствовали дыхание смерти на наших щеках, – вставил Кеплер.
– А вы, герр Кеплер, что здесь делаете? – осведомилась Перл. – Из этой комнаты звезд не видно.
– Тс-с, – шикнул Зеев. – Мы же не хотим, чтобы у моей жены голова разболелась. Она пережила ужасное испытание. Почему ты была не дома, Рохель? Когда я вернулся и увидел, что тебя нет дома, я просто не знал, что думать. Ты могла умереть.
Лекарь закрыл свой саквояж и встал.
– Не думаю, что с ней что-то серьезное. Она молода, организм у нее сильный.
Подобно своей жене, рабби Ливо внимательно разглядывал Рохель. Когда они вошли в комнату, цветущие краски на ее лице померкли, она вдруг сделалась мертвенно-бледной, а теперь ее щеки пылали. Гигант взял часть одежды, скомкал ее и подложил Рохели под голову вместо подушки. Рохель молчала как рыба – впрочем, чему тут удивляться? Ведь Зеев говорит без умолку. Но боже, прости и помилуй… Раввин не смог удержаться, чтобы не оглядеть прелестное тело женщины, прикрытое покрывалами. Голые руки торчали наружу. Тонкие и крепкие. Прелестные, ничего не скажешь. Руки Перл давно уже покрывала бледная плоть, болтающаяся как цыплячья кожа, – пустая оболочка на костях. К тому же, когда они только вошли, молодая женщина лежала с непокрытой головой, и короткие волосы обрамляли ее очаровательное личико подобно волнистому кружеву. Ох, одной ногой в могиле – и все туда же. Седина в бороду, бес в ребро. Раввину стало так стыдно, что он отвернулся.