Книга тайных желаний
Шрифт:
— Не понимаю, почему письмо до сих пор не пришло, — продолжала я. — Но чувствую, что не могу больше медлить с отъездом.
— Ты видишь, как я делаю обратный стежок, чтобы получился двойной узел? — перебила наставница, сосредоточив все внимание на книге.
Больше я не стала ничего говорить.
Когда кодекс был закончен, Скепсида вложила его мне в руки.
— Если ты получишь письмо, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе уехать, — пообещала она. — Но расставание с тобой опечалит меня. Если твое место в Галилее, Ана, так тому и быть. Но знай:
Она ушла, а я опустила взгляд на кодекс, это чудо из чудес.
XXV
А затем наступил день, благоухающий весной. Я только что закончила сшивать последние свитки в кодексы: эта работа занимала меня неделями и была необходима мне как воздух, чему я сама не находила объяснения. В доме никого не было. Я с удовлетворением, переходящим в изумление, оглядела стопку кодексов: возможно, именно они сохранят мой голос.
Йолта ушла в библиотеку, а Диодора отправилась ухаживать за Феано, который находился при смерти. Скепсида уже распорядилась насчет гроба — простого ящика из акации. Чуть раньше, когда я выходила напоить коз, мой слух уловил деловитый перестук молотков, доносившийся из мастерской.
Горя желанием показать Йолте и Диодоре свое собрание кодексов, я торопилась закончить работу до их возвращения. Я набрала свежих чернил и написала название каждого свитка на пустой странице, осторожно дуя на буквы, чтобы они скорее подсохли: «Матриархи», «Повести ужаса», «Фазелис и Ирод Антипа», «Моя жизнь в Назарете», «Плач по Сусанне», «Иисус, возлюбленный мой», «Йолта Александрийская», «История Хаи, потерянной дочери», «О терапевтах», «Гром. Совершенный разум».
Вспомнив Энхедуанну, которая подписывала свои сочинения, я снова открыла кодексы и подписалась: «Ана». Не «Ана, дочь Матфея»; не «Ана, жена Иисуса». Просто Ана.
Был только один кодекс, который я оставила неподписанным: когда я взяла перо, чтобы поставить свое имя рядом с названием «Гром. Совершенный разум», рука отказалась слушаться. Слова в книге принадлежали мне, но в то же время были надиктованы другим голосом. И я закрыла кожаную обложку.
Когда я разложила кодексы в нише, а потом водрузила на них чашу для заклинаний, меня охватил благоговейный трепет. Я отступила назад, любуюсь зрелищем, и в это время в комнату вошла Йолта. Рядом с ней стояла Памфила.
XXVI
Взгляд против воли метнулся к кожаному мешку в руке Памфилы. Египтянка молча протянула его мне. Лицо у нее было безрадостное.
Я неловко возилась с узлом, пытаясь развязать шнурок. Когда мне удалось с ним совладать, я заглянула внутрь и увидела свиток пергамента. Больше всего на свете я мечтала выхватить его и немедленно прочесть, но вместо этого лишь небрежно затянула завязки. Йолта бросила на меня быстрый взгляд, видимо понимая, что я хочу прочесть письмо в одиночестве:
— Три дня назад его принес нарочный, — подала голос Памфила. — При первой же подвернувшейся возможности я наняла
— Спасибо, Памфила. Ты исполнила мою просьбу.
— Благодари Лави, — проворчала она. — Это он настоял, чтобы я все эти месяцы оставалась у Харана, дожидаясь твоего письма. Будь на то моя воля, уже давно ноги бы моей там не было. Кажется, мой муж предан тебе куда больше, чем мне.
Я не знала, что на это сказать: возможно, она была права.
— Как дела у Лави? — поинтересовалась я в надежде отвлечь Памфилу.
— Он доволен работой в библиотеке. Начальство осыпает его похвалами. Я забегаю к нему при любой возможности. Теперь он снимает собственное жилище.
Не распечатывая письмо, я продлевала свои мучения, однако была слишком обязана Памфиле, поэтому продолжала терпеливо слушать.
— Ты заметила солдат у сторожки по дороге сюда? — спросила Йолта.
— Да. Их же я видела и в доме Харана. Один из них появляется у нас каждую неделю.
— Ты не знаешь, о чем они говорят? — спросила я.
— Думаешь, я буду подслушивать под дверью? — Она сердито посмотрела на меня.
— О нет, я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.
— Будь осмотрительна, когда станешь проезжать мимо солдат, — посоветовала Йолта. — Тебе ничего не угрожает, но они проверяют всех, кто едет на восток, надеясь схватить нас с Аной. Тебя обязательно остановят. Если начнут задавать вопросы, говори, что никогда о нас не слышала. Прикинься, будто торгуешь папирусом.
— Торгую папирусом, — передразнила Памфила и вновь устремила на меня обвиняющий взгляд. — Не думала, что мне придется столько лгать ради тебя. Жду не дождусь, когда это закончится, — продолжала она. — Теперь, когда ты получила свое письмо, я хочу только оставить работу у Харана и жить с мужем.
Я крепче стиснула пальцы вокруг письма. «Потерпи, Ана, — уговаривала я себя. — Ты так долго ждала! Что значат еще несколько минут?»
— Что нового у Харана? — спросила Йолта.
— Утром после вашего побега он так раскричался, что вопли разносились по всему дому. Хозяин в ярости обыскал ваши комнаты в поисках любых зацепок, разодрал в клочья постельное белье и перебил все кувшины с водой. И кто, вы думаете, должен был убирать все это?! Я, разумеется. Скрипторию тоже не поздоровилось. Придя туда, я обнаружила пролитые чернила, сломанный стул и груды свитков на полу.
— Харан не заподозрил тебя в пособничестве? — спросила я.
— Он удовольствовался тем, что возложил вину на Лави, но сначала допросил меня и остальных слуг. Даже Фаддея не пощадил. — Она сжала кулаки и передразнила Харана: — «Как им удалось бежать? Неужто они превратились в дым и просочились сквозь щель под запертой дверью?! Может быть, вылетели в окно?! Кто из вас отпер дверь?» Хозяин даже угрожал выпороть нас. Мы спаслись только благодаря вмешательству Апиона.
Я понимала, сколько вынесла бедная женщина, находясь под крышей дяди и разлученная с Лави.