Книжные люди
Шрифт:
Пока она выпроваживает пса за дверь, спрашивает:
— А у вас есть программа фестиваля?
Я заставляю себя улыбнуться, вспоминая, как пришлось экстренно переделывать весь маркетинг из-за чёртова Джеймса Уайатта.
— Скоро будет.
— Тебе стоит поторопиться, — замечает она, только усугубляя моё и без того паршивое настроение. — Людям нужно время, чтобы выбрать, на какие мероприятия они хотят пойти.
— Да, я жду подтверждения от одного особого гостя, — говорю я, возможно, не слишком осмотрительно, учитывая, что никакого подтверждения
Но, чёрт возьми.
Джиллиан тут же выпрямляется, вся во внимании. Сплетни она любит больше всего на свете, но ещё больше любит быть первой, кто о них узнаёт.
— Я не должен об этом говорить, пока она не согласилась… — небрежно бросаю я, осознавая, что, если Лиза Андервуд в итоге откажется, всё пойдёт к чертям.
Но, с другой стороны…
Может, слух — это именно то, что мне сейчас нужно.
Джиллиан не смогла бы написать увлекательные мемуары, даже если бы от этого зависела её жизнь (да, я читал её рукопись — она попросила, а я не смог отказать), зато она мастер случайно разболтать чужие секреты. Особенно те, которые ей запрещали рассказывать.
— Ну же, — настаивает она. — Ты можешь мне сказать. Я — воплощение благоразумия.
Я скептически смотрю на неё.
— Хорошо. Но… — Я прищуриваюсь. — Если ты никому об этом не расскажешь, я буду тебе очень признателен.
Её лицо озаряется.
— Разумеется, дорогой. Можешь на меня положиться.
Я знаю, что эта новость её порадует. Она, конечно, держит на полке целую коллекцию классики, которую ни разу не открывала, но Цвета она прочла. И была в восторге. Не могла перестать восхищаться.
— Как я сказал, подтверждения пока нет, но… — Я нарочно делаю паузу. — Говорят, Лиза Андервуд может быть заинтересована в том, чтобы приехать.
— Что? Правда? — Она смотрит на меня так, как дети смотрят на подарки под ёлкой в Рождество.
Я торжественно кивнул. Я не вру. Это действительно возможно.
— О, дорогой, это было бы потрясающе! — говорит она, и я знаю, что она искренне так считает. — Просто замечательно. Я никогда не встречала настоящего автора, а встретить её… — Она замолкает, поджимает губы, замечая, как Алоизий убегает досаждать какому-то другому несчастному продавцу. — Ну, я сохраню это в тайне. И буду первой в очереди за билетом, это точно.
— Я дам тебе знать, — заверяю её.
Когда она, наконец, исчезает за дверью вслед за своей собакой, я не могу решить, совершил ли я ошибку и накликал на себя беду или же сделал гениальный маркетинговый ход, привлекая внимание её обеспеченных друзей — тех, кто притворяется, что читает только классику, но на самом деле тайком проглатывает Джеймса Паттерсона под одеялом.
С ощущением, будто только что выкопал себе могилу, я достаю телефон и мельком смотрю на экран. Новых сообщений от мисс Джонс нет. Но я не могу удержаться от того, чтобы ещё раз перечитать то, что она прислала прошлой ночью.
Я теряю голову от тебя.
Я не ответил. Я не мог позволить себе удовольствие, которое вызвало это
Ей понравилось. Этот поцелуй ей понравился.
Я не должен об этом думать.
Я должен думать о записях прадеда, о том, что мисс Джонс написала мне, что, судя по всему, он оставлял их в книгах для своей загадочной К. Что между ними точно был тайный роман. И что это может заинтересовать Лизу Андервуд.
Мне нужно увидеть эти записи, прочитать их самому.
Но мысль о том, чтобы снова оказаться рядом с мисс Джонс, слишком соблазнительна, и я должен сопротивляться.
Раньше сопротивление никогда не было для меня проблемой. Мой отец с бутылкой был так же близок, как мой дед с ипподромом, и мне этого хватило, чтобы понять: я не хочу идти по их стопам. Я всегда считал, что меня эта тяга обошла стороной.
Но нет.
Я знаю это сейчас.
Потому что желание пересечь улицу, зайти в её магазин — почти непреодолимо. Я могу придумать тысячу убедительных причин, чтобы сделать это. И, пожалуй, так всё и начинается. С зависимостью. Я попробовал её, и теперь мне хочется ещё.
С другой стороны, мне правда нужно узнать, что с Лизой Андервуд. Я быстро набираю сообщение.
Ты писала Лизе А?
Я уже собираюсь убрать телефон в карман — не хочу стоять, уставившись в экран в ожидании ответа, — но она отвечает прежде, чем я успеваю.
Она ответила мне утром, я написала ей про письма и про фестиваль.
Это хорошо. Даже отлично.
Думаешь, согласится?
Мисс Джонс отвечает.
Думаю, да. Эти письма невероятно интересные. Мне правда нужно с тобой поговорить о них.
Я качаю головой. Позже. Я же сказал. Пауза. Затем появляется новое сообщение.
Когда?
Пауза.
Страшно?
Я усмехаюсь.
Чего мне бояться?
В ответ.
Меня. И этого поцелуя.
Я сжимаю зубы.
Забудь поцелуй.
Долгая пауза.
Он был настолько плох?
Я долго смотрю на экран, чувствуя, как внутри что-то сжимается.
Неужели она думает, что я остановился, потому что он был плох?
Я ведь был предельно ясен.
Я не могу ничего с ней начинать. Не в этой деревне. Не когда у нас конкурирующие магазины и фестиваль на носу.
И уж точно не стоит задумываться о жуткой истории семьи Блэквудов, когда дело касается женщин. Мы всегда их подводили — в той или иной форме. И поскольку я знаю, что не избежал той же генетической слабости, которая сломала моего деда и отца, мне остаётся лишь предположить, что я тоже буду ужасным партнёром.
Мисс Джонс, безусловно, заслуживает лучшего.
Но хотя проще было бы дать ей подумать, что тот поцелуй был ужасным, я не могу так с ней поступить. Я, конечно, засранец, но не до такой степени. К тому же, не хочу лгать о поцелуе, который был... таким.