Книжные люди
Шрифт:
Разве что препятствием мог стать он сам.
Я выдыхаю, на секунду теряя из виду лист бумаги — перед глазами только напряжённое лицо Себастиана и жгучий взгляд его глаз.
«Я никогда не встречаюсь с женщинами из деревни…»
Я выросла в Лондоне, а не в маленькой деревне. Хотя, если вдуматься, даже самый огромный город — это просто собрание деревень. Лондон, несмотря на свои размеры, иногда действительно ощущался как деревня.
Так что я понимаю, почему он не хочет заводить отношения с кем-то, кто живёт здесь. Если всё пойдёт наперекосяк, выхода не будет — тебе придётся видеть этого человека каждый
И всё же… если ты по-настоящему хочешь кого-то, можно ведь поступиться собственными правилами? Особенно если эти же правила ставят тебя в ловушку.
Но я не вижу, чтобы Себастиан был готов нарушить свои. В нём нет ни капли гибкости, и, возможно, его прадед был таким же. Может, Себастиан Первый сам себе перегородил дорогу и не стал поступаться принципами ради той, кого любил. Может, именно поэтому он женился на другой, потому что придумал для себя какое-то глупое правило и не смог его сломать.
Возможно, именно в этом и заключается проклятие рода Блэквудов. Может, они все были слишком упрямыми — и вместо того чтобы гнуться, просто ломались.
Я вздыхаю. Не стоит думать о Себастиане. Между нами ведь не будет ничего. Да и вообще, в ближайшем будущем у меня не будет никаких отношений. Потому что мужчины — это сплошное разочарование.
Им всегда нужно, чтобы ты была кем-то, кем ты не являешься, а потом они злятся, когда ты не соответствуешь их ожиданиям. Джаспер хотел, чтобы я была более утончённой, сдержанной. Чтобы я выглядела элегантно на его руке, блистала на бесконечных корпоративных приёмах. Ему нравилось хвастаться, что у него девушка работает в издательстве — это придавало ему образ интеллектуала. Но при этом он просил меня не упоминать, какие книги я редактирую, потому что это якобы плохо сказывалось на его репутации. Он говорил это с улыбкой, закатывал глаза — мол, это не его мнение, это его начальство и коллеги такие снобы.
Но это был именно он.
У него тоже были свои правила. И я не заметила, как он начал выстраивать вокруг меня клетку, пока он почти не захлопнул засов.
Я поняла это на вторую годовщину смерти мамы. В тот день у Джаспера был запланирован ужин с новым начальником, и он хотел, чтобы я пошла с ним. Я сказала, что мне тяжело, потому что я всё ещё горюю по маме, а он ответил:
— Да блин, Кейт. Этот ужин важен для меня. Твоя мама умерла два года назад. Пора уже забыть.
Той ночью я сидела на диване, убитая горем, отчаянно листая телефон в поисках номера кого-то из друзей, с кем можно было бы поговорить. Но их номеров не оказалось.
Несколько месяцев назад Джаспер предложил помочь мне «разгрузить список контактов», и только тогда я поняла, что он потихоньку удалил их всех. Я не заметила этого раньше, потому что всё моё время было поглощено работой и им.
Тогда я увидела решётки своей клетки.
Ему было плевать на мою маму. Плевать, что я всё ещё скорблю. Он думал только о том, как он выглядит в глазах нового начальника.
Ему не было до меня дела. Никогда не было.
Он взял мою любовь и извернул её так, чтобы всё вращалось только вокруг него. Всё всегда было о нём. Никогда — обо мне.
Четыре года наших
После той ночи он не разговаривал со мной неделю. Но мне хватило этой недели, чтобы осознать, что я должна уйти. Поэтому я ушла. И эту ошибку я больше не повторю.
Я вскрываю следующий конверт.
Вчера ты сказал мне, что никогда не читал Диккенса, так что вот тебе Дэвид Копперфилд — попробуй. Это мой личный экземпляр. Если понравится, отправь книгу обратно с любыми мыслями, которые захочешь мне передать, вложив записку между страниц. Не подписывай её и не пиши ничего, что могло бы нас идентифицировать. Так мы сможем говорить друг другу всё, что угодно.
На этой записке нет подписи, но я знаю, что она от Х — тёзки Себастиана, и что это явно первая записка.
Так всё и началось? С записки в книге?
По мне пробегает дрожь возбуждения. Если это правда и он оставлял ей книги с записками между страниц, то это самое романтичное, что я когда-либо видела. А ещё это заставляет меня с удвоенной силой жаждать ответа на другой вопрос: кто была эта женщина?
Я снова беру телефон и пишу Себастиану, рассказывая, что удалось выяснить.
Нам нужно встретиться и обсудить.
Он уже печатает ответ, и я смотрю на экран, наблюдая, как появляется и исчезает пузырёк набора текста. Появляется и снова исчезает. Будто он не может решить, что сказать.
Наконец он пишет:
Позже.
Я уставилась на сообщение. «Позже». И что это значит? Когда, чёрт возьми, это самое «позже»? Он не хочет со мной говорить? В этом проблема?
Но даже пока я думаю об этом, я уже знаю ответ. Конечно, в этом.
Раздражённо бросаю телефон на диван, пытаясь убедить себя, что мне не обидно, что он не хочет встретиться. Уже поздно, и я начинаю сомневаться в себе. А вдруг этот поцелуй ему не понравился? Вдруг он был ужасным? Может, поэтому он его прервал? Может, именно поэтому он хотел, чтобы я ушла? Не мог сказать мне прямо, не знал, как сказать, что я целуюсь отвратительно?
Нет, нет, не может быть. Он честный, я это знаю. И этот поцелуй не был ужасным. Он не сказал бы, что я — проблема, если бы всё было так плохо.
Кроме того, эти самоуничижительные мысли — это голос Джаспера у меня в голове, а я обещала себе, что больше не буду его слушать.
Я сглатываю и откидываюсь на спинку дивана, закрывая глаза.
Я чувствую его губы на своих. Горячие. Лихорадка этого поцелуя теперь в моей крови.
Мои пальцы невольно касаются губ, и это почти пугает меня — я даже не осознала, что подняла руку. Губы всё ещё чувствительны, словно обожжённые.
Какой же он мерзавец, раз заставил меня это почувствовать.
Я не знаю, ненавижу ли я его или наполовину влюблена в него.
Очень надеюсь, что первое.
Любовь — это то, с чем я больше не хочу связываться. И уж точно не с ним.
Позже, когда я, наконец, тащусь в постель, едва погрузившись в полудрёму, телефон на тумбочке вибрирует.
Я тянусь к нему. Сообщение от Себастиана.
Я тоже не жалею.
Я тут же просыпаюсь.
Что-то внутри меня мгновенно расслабляется.