Книжные люди
Шрифт:
— Он причинял тебе боль. — Себастиан сжимает мои пальцы. — И тот факт, что синяков нет, не делает эту боль менее настоящей.
Я сглатываю. Кислота внутри исчезает окончательно, оставляя только пронзительную синеву его глаз. И только теперь я замечаю в них злость.
Злость за меня.
— Ты не глупая, Кейт, — продолжает он. — И это не твоя вина. Ты вступила в отношения, веря в лучшее, а он тебя предал. — Его голос становится ниже, гнев в нём отчётлив. — Если он хоть раз попытается к тебе приблизиться, скажи мне. Я вышвырну его обратно в Лондон.
Он не шутит. Я вижу это
Головой я понимаю, что это не моя вина. Что виноват Джаспер. Но проблема абьюза в том, что он заселяется в сердце, вцепляется в самые глубокие страхи и заставляет сомневаться в себе.
Но сейчас, здесь, в этой постели, под весом Себастиана, с его сильными пальцами, сплетёнными с моими, и всей мощью его убеждённости в глазах, я чувствую, как часть моей собственной вины покидает меня.
Я не нуждаюсь в его словах. Но я ценю их.
Это поддержка, о которой я не знала, что мне нужна.
— Спасибо, — хрипло говорю я.
Я делаю последний вдох, отпуская боль и гнев.
— Так… ты хочешь, чтобы это осталось в секрете?
Он поднимает бровь.
— От деревни? Думаю, уже поздно.
— Меня это не беспокоит. Мне плевать на сплетни. Но я знаю, что ты их не любишь.
— Да? Кто тебе это сказал?
Я закусываю губу, не желая сдавать Эйслин и её слова.
— Никто. Просто… ты всегда держишься в стороне.
Он вздыхает.
— Жизнь в деревне — это особая штука. Здесь твоя жизнь не принадлежит только тебе. Все всё знают. И у всех есть мнение. Которое они не стесняются высказывать.
— О, я догадалась. Я смотрела достаточно фильмов Холлмарк, чтобы знать.
Он улыбается, и у меня снова в груди всё скачет, как сумасшедшее.
— Не хочу тебя разочаровывать, но жизнь в маленькой деревне — это не фильм Холлмарк.
— Нет. Потому что если бы это был фильм, то в нём обязательно появился бы высокий, мрачный, загадочный незнакомец… Ой, подожди-ка.
Он смеётся, и я чувствую себя так, будто только что выиграла национальную лотерею. Его смех пробегает по моей коже, вызывая восхитительные мурашки.
Господи, это так чертовски сексуально. Мне срочно нужно позвонить президенту США и сообщить, что в одной английской деревне скрывается оружие массового поражения в виде незаконно горячего владельца книжного магазина.
— Я не люблю жалость, — вдруг говорит Себастиан. — После смерти мамы я слышал только её. Эти сочувственные взгляды, бесконечное «бедный мальчик». И много «хорошо, что у тебя остался отец». Это было слишком. Особенно когда оказалось, что у меня его фактически нет.
Я замираю.
Он говорит мне что-то личное. Этот человек, который почти никого не пускает в свой мир, сейчас отдаёт мне частичку себя, так же, как я раньше поделилась с ним своей историей.
Это важно. И я не хочу сказать что-то не то.
— Почему? — осторожно спрашиваю я. — Что с ним случилось?
— Он предпочёл бутылку мне. Как и мой дед предпочёл беговые дорожки. Я находил пустые бутылки из-под виски, спрятанные среди книг на полках.
Моё сердце перестаёт танцевать. Оно просто замирает, сжимаясь от боли за маленького мальчика, который слишком рано потерял мать. И вместе с ней — отца.
—
Он какое-то время внимательно смотрит на меня, и я не могу понять, о чём он думает.
— Проблема деревни в том, что у всех всегда есть мнение, но никто палец о палец не ударит, чтобы помочь, — продолжает он. — Всё воспринимается как «это наше дело», пока вдруг не становится «не нашим делом».
Он ненадолго замолкает.
— К тому времени, как мне исполнилось двенадцать, отец был пьян каждый вечер. Мне приходилось самому готовить себе еду, стирать вещи, добираться до школы… — Он обрывает фразу и качает головой. — Я не жалуюсь. Просто так оно было.
Бедный ребёнок. Он буквально вырастил сам себя. Должно быть, он чувствовал себя ужасно одиноким.
— Мама тоже была одна, — говорю я, делясь своей историей, давая ему понять, что понимаю его. — Только она и я. Она много работала, чтобы у нас был дом, и большую часть времени я оставалась одна. Приходилось учиться заботиться о себе, потому что её рядом не было.
Наши взгляды встречаются, и в этот миг между нами возникает абсолютное понимание.
— Книжный магазин? — спрашиваю я, уже зная ответ. Он как-то говорил мне об этом. Там он искал спасение. Компанию. Связь.
Его губы чуть приподнимаются в улыбке.
— Библиотека?
Я тоже улыбаюсь.
Мы знаем. Мы оба знаем.
Книги. Книги нас спасли.
А потом он склоняется ко мне, его губы находят мои, и всё остальное исчезает.
Теперь я думаю только о нём.
Глава 20
Кого ты защищаешь? Его? Почему? Когда он даже не защищает тебя? Х
Себастиан
Я закрываю за собой дверь книжного магазина и перехожу через дорогу к Портабл Мэджик. Кейт сменила оформление витрины, и теперь она вся в книгах жанра фэнтези, с игрушечными драконами, расположенными так, чтобы выглядеть как можно привлекательнее, и парой плюшевых мишек, на которых кто-то смастерил доспехи и мечи. Большая вывеска гласит:
«Если вам понравился Властелин колец, вам точно придутся по душе эти потрясающие фэнтези-романы!»
Отличная витрина. Она прекрасно дополняет мою, посвящённую Властелину колец. И даже ужасная аллитерация с восклицательным знаком меня не раздражает.
Я останавливаюсь, чтобы немного полюбоваться, а затем открываю дверь и вхожу внутрь.
Кейт стоит за прилавком рядом с женщиной, с которой нам сегодня предстоит встреча.
Лиза Андервуд.
Лиза — женщина лет пятидесяти с небольшим, невысокая и плотная, с прямыми белыми волосами до плеч. У неё короткая чёлка и поразительно зелёные глаза, которые смотрят на мир из-за массивных очков в ярко-зелёной оправе. Она одета в простое платье насыщенного зелёного оттенка, а на шее у неё длинное плетёное ожерелье золотистого цвета. Рядом с ней стоит высокий, строгого вида мужчина с острыми, хищными чертами лица.