Книжные люди
Шрифт:
Глава 18
Ты нездорова. Не лги мне. Это из-за него? Он причиняет тебе боль? Х.
Себастиан
Я стою за прилавком, делая вид, что занят, с открытым ноутбуком перед собой. Уже почти закрытие, а я всё ещё думаю о мисс Джонс, которая была у миссис Беннет меньше часа назад. Да, теперь
А он и не прав. Не прав. Конечно, я не влюбляюсь в неё, это было бы абсурдно. Смехотворно. Брак и весь этот домашний кошмар никогда не были тем, чего я хотел, и это не изменилось только потому, что в моей жизни появилась эта солнечная, ослепительная женщина.
У меня есть мой книжный магазин. Мне ничего и никого больше не нужно, и я этого не хочу.
Эта тревога, которая уже несколько дней гложет меня изнутри, заставляя метаться по полкам, словно минотавр, заблудившийся в собственном лабиринте — всего лишь желание. Ничего больше.
Мне нужно взять себя в руки, и самый очевидный способ сделать это — наконец выполнить обещание, которое я так часто даю себе, и съездить в Лондон. Найти женщину в баре, отвезти её в свой номер в отеле. Просто. Проблема решена.
Но я не могу избавиться от мысли, что дело не в сексе. Дело не в том, что я представляю мисс Джонс в своей постели. Я не могу перестать думать о том, как она стояла у прилавка в магазине миссис Беннет, выглядела... почти опустошённой.
И о том, как мне хотелось подойти к ней и просто обнять.
Она не знала того, что рассказала ей миссис Беннет, я это видел. И, если я не ошибаюсь, больше всего её задело осознание того, что её мать и бабушка были в ссоре из-за её существования.
Это должно быть больно. Вдвойне больно, учитывая, что Роуз и Ребекки больше нет, и примирение невозможно. Никак не получится установить связь с прошлым. А для женщины, для которой связи с людьми значат так много, это особенно тяжело.
Я не знаю, почему не могу выбросить это из головы.
Не знаю, почему мне тоже больно.
Звенит колокольчик, открывается дверь, и, когда я уже собираюсь сказать привычное «Мы закрыты», в магазин входит мисс Джонс.
Я напрягаюсь. Не понимаю, зачем она здесь, ведь она сказала, что мы поговорим о фестивале завтра.
На ней свободная белая футболка, сползающая с одного плеча, открывая тонкую голубую лямку кружевного бюстгальтера. Джинсы тоже свободные, низко сидят на бёдрах. На поясе широкий ремень из потёртой коричневой кожи, на ногах золотые сандалии. В ушах серьги-кольца, а волосы… такие, как мне нравится, мягко спадают на плечи.
Я ловлю свои бродячие мысли, резко возвращая их в нужное русло, и замечаю ещё кое-что. В руках у неё небольшая картонная коробка, которую дала ей миссис Беннет. А
Все чувства, нахлынувшие на меня в магазине рукоделия, снова накатывают. Грудь сжимается, и у меня возникает самое нелепое желание — подойти к ней, обнять, спросить, что случилось, почему она плачет и чем я могу помочь.
Это абсурд. Я никогда особенно не переживал из-за чужих чувств, так почему меня волнуют её?
Но волнуют.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Её губы плотно сжимаются.
— Я кое-что узнала. Про Х и К. В коробке, которую дала мне миссис Беннет.
Я напрягаюсь ещё сильнее.
— Что?
Она ставит коробку на прилавок.
— Смотри.
Меня охватывает нехорошее предчувствие. Я вспоминаю записку от Х о тени под глазом у К, похожей на синяк, и выражение лица миссис Беннет. «Он был плохим человеком…»
Медленно снимаю крышку с коробки. Сверху аккуратно сложены письма. Беру одно.
Красные чернила выдают его с первых строк, и по венам тут же хлещет адреналин.
«Дорогая Роуз...»
Потом ещё одно.
«Прости меня.»
И ещё.
« Я — трусиха.»
Чёрт возьми. Пропавшие письма К. Хотя теперь К — это не просто К, а Кэтрин, прабабушка мисс Джонс.
Выходит, она крутила тайный роман с моим прадедом.
— Чёрт, — выдыхаю я, кладя её последнее письмо на прилавок. «Ты был так красив...»
Я смотрю на мисс Джонс, осознание постепенно оседает в голове.
— Кэтрин и Себастиан, — говорю я. — У них был роман.
Она кивает.
— А её муж...
Она кивает снова.
Да. Он её бил.
Господи.
Я всё ещё пытаюсь осмыслить это, когда меня вдруг осеняет ещё одна мысль.
— Мы не…
— Родственники? — заканчивает она за меня, прекрасно понимая, что я собирался сказать. — Нет. Роуз родилась ближе к концу войны, насколько я знаю. Спустя долгое время после того, как Х ушёл.
— Слава богу, — выдыхаю я. — Но это… невероятно.
Она кивает, но выглядит так, будто её раздавило.
Я отодвигаю коробку в сторону и пытаюсь подавить желание обойти прилавок, подойти к ней, утешить. Я не могу. Мне нужно что-то между нами, иначе я не знаю, что сделаю.
— Ты расстроена, — говорю я, произнося самую очевидную в мире вещь, вместо того чтобы сделать хоть что-то полезное. — Почему?
— Как ты думаешь? — В глазах мисс Джонс слёзы. — Она любила его, а жила с человеком, который её бил, и не могла уйти. У неё была своя чайная, но он заставил её закрыть её прямо перед войной. — По её щекам текут слёзы. — Любовь всей её жизни была всего через дорогу, но она не могла быть с ним. Он прислал ей ещё одну записку, но она никогда не ответила, и он подумал…