Князь мира

Клычков Сергей Антонович

–  Э…э, Лукерь, тут по селу бегает такой колоколец!.. Михайлу-с-Палочкой встрел.. стреляет! Дивлюсь, как это подают такому отрясу!

–  Ну?
– передохнула Лукерья.

–  Ну, я было его остановил да насчет своего… по случаю барыни, потому не стерпел не сказать… всем-всем на этот раз разглаголил… Ну, а Михайла мне про свое… алялюшку, говорит, в твоей избе подал мне Недотяпа… Правда, Лукерья?.. Да что мы тут стоим на морозе?.. Пойдем-ка в избу… Ох, дела, Лукерь… ох, дела… Осподи, что же теперь?.. Куда же деваться?
– запричитал Никита Мироныч, в

темноте с расставленными руками пробираясь по сеням.

Лукерья шла неторопливо за ним и думала про себя, что давно уже так ее Мироныч не был сшиблен с порядка, должно быть, у барыни и в самом деле что-то такое случилось… Вошли они в избу, Лукерья к печке, а Никита Мироныч взглянул на младенца и, усаживаясь грузно на лавку, уложил руки на обе коленки:

–  Седьмая, Лукерья, беда… и к нам, мать моя, привалила!

–  Что… что, Мироныч, случилось?
– схватилась Лукерья за груди.

–  Что случилось… узнала наша дьяволица, что ты родила младенца…

–  Ну-к что ж такого, Мироныч?
– удивилась Лукерья.

–  Как что ж такого… вот еще дура: в хресные лезет! Напрашивается!

–  Да барыня несь у всех ведь в кумах побывала… нам даже обидно бы, кажется, было… - недоуменно Лукерья расставила руки.

–  Да что ты, в уме… плакать по такой куме… да провались она в три дыры без покрышки! Я ведь только теперь вот разнюхал… отчего у нее хрестники на двор сами не ходят… Ох, ох, Лукерь, что нам делать теперь?

–  Да батюшка, Микита Мироныч, да разъясни хорошенько, ей-бо, ничего не понимаю, как дура!

–  Дура!
– вскочил Никита Мироныч.
– Тебе говорят: хрестники-то у нее слепые!.. Ну?.. Камень такой у нее на руке… на него даже больно смотреть… проведи по глазам и, значит: слепенькому подай Христа ради! Уразумела?.. А все Недотяпин оброк, провалиться бы ему сквозь дна без покрышки!

–  Так, значит, барыня это юродит младенцев?
– почернела Лукерья и бросилась к люльке.

–  А ты думала, что… отчего, мерекала, последние годы у всех родятся слепые?.. Напросная хресная!
– подморгнул Никита Мироныч, тоже на лице с чернотой за сединою.

–  Ох, и сынок ты мой, последушек, - запричитала Лукерья, припав к колыбели, - последушек-поскребушек, ох, беленький воробушек!..

Никита Мироныч подошел к колыбели и тоже наклонился, не обращая внимания на Лукерьины причитанья; из-за полога просинились удивленные, широко раскрытые глазки, защекотал у младенца Никита Мироныч под подбородком и заагукал:

–  Агу… агу, не хочешь ли творогу?.. Агушеньки… агу, барынин хресничек, агу, провалиться бы ей в преисподнюю, греховоднице!

–  Ох, и не будет последушки у де…едушки, заба…авушки… и у ба…а…вушки!
– еще громче заголосила Лукерья.

–  Лукерья… полно, - испуганно оглянулся Никита Мироныч, - народ соберешь! Перестань, тебе говорю… Эх, наверно, звенит теперь мой колоколец: расколоколит про этот камушек за мое почтение! Молчок-мужичок, а на такие штуки первый дока!.. И старый и малый узнают… а узнают, -вздохнул Никита Мироныч, - все то же будет… кому до нас дело?.. Ну да хоть

поговорят, и то ладно, - махнул он рукой.

Лукерья молча глядела не отрываясь на младенца и вытирала пологом слезы.

–  А если, Мироныч, барыня тоже узнает, что ты так про нее говоришь?
– шепнула Лукерья, не глядя на мужа.

–  А шут с ней совсем: к одному концу! Вот ведь, Лукерья: а все Недотяпа с оброком с этим проклятым… жалко, жалко, меня не дождался!
– грозно сверкнул Никита Мироныч глазами.

–  Мироныч, не гневи бога, - строго сказала Лукерья, - молчи…и.

–  Тоись что это такое: молчи?..

–  Недотяпа так говорил: молчи, говорит, больше, молчи! Повесь, говорит, на язык лучше замочек!

–  Эх, жалко, меня не дождался, показал бы я ему!.. Устроил бы молчанки… из бороды бы надрал мочалки! Ну да шут с ним совсем: отвалился, и ладно! Ты вот что теперь говори: что теперь делать, Лукерь?.. А?.. Куда, говорю, упрятать младенца?.. В лес сволочить, о таку пору волки… мороз… куда нам деваться?
– схватился за седые редкие волосы Никита Мироныч.

–  Не гневи бога, Мироныч… слушай-ка ты… а если да попробовать?..

–  Што… што… попробовать?.. Што?
– злобно перебил Никита Мироныч.

–  Мироныч, можно за деньги у барыни волю купить?
– прошептала Лукерья, оторвавшись от колыбели и закинувши полог.

–  Да ты что, в уме?.. Ополоумела, что ли?.. За деньги!.. За деньги с того света нельзя вернуть человека, а остальное все можно за деньги!.. Только вот надо их к тому же иметь… дурак, сам дурак: сколько лет у барыни и не скопил… даже копейки про черный день! Эх, честнота… честнота - в кармане теснота!
– Присел Никита Мироныч снова на лавку и отвернулся от Лукерьи.

–  Да нет… ты меня не домекаешь… - заспешила Лукерья, - за Недотяпины, говорю, деньги.. за Недотяпины…

–  Недотяпа рази деньги оставил?
– привскочил Никита Мироныч.

–  Оставил… оставил… я на улице побоялась тебе сказать… на ветру… потому и говорю: лучше молчи.

–  Ну?
– уставился Никита Мироныч в Лукерью.

–  Ну и вот… принес, вишь, опять вроде барыне оброк… все тебя дожидался… уж плел-плел тут мне разные диковины да пустяковины… индо уши заломило его слушать… Доброе царство, говорит, есь на свете такое… Ну, словом, за дурочку меня принимает… А я ему и выложи, не будь дура, про барыню все начистоту… Ты вот, мол, оброк барыне опять принес, а она тебя святым чертом за этот оброк возвеличала!..

–  Ну!
– нетерпеливо перебил Никита Мироныч.

–  Ну и вот, как услыхал он про этого черта, так весь, кажись, пеленой и покрылся!.. А я еще ему тут подбавляю: тебя, говорю, мужики из души в душу клянут… за оброк все, говорю, за твой за проклятый!

–  Ну… ну, - поторопил опять Никита Мироныч.

–  Ну, тут он мне и говорит: бери, Лукерья Лукичишна, коли так, себе деньги… они мне не нужны!.. Дарю, говорит, тебе за доброе слово да за простую душу!

–  Ну, ты проста-то проста, - удивился обрадованно Никита Мироныч, -да проста-то только с хвоста!