Княжич, Который Выжил
Шрифт:
— Этот зверь такой же сильный, как у Славы? — спрашивает мама, приблизившись к ограде.
— Оу, нет. Ещё сильнее, — хмыкает Мастер, ни капли переживая.
— Что?! Тогда нет! Тогда его нельзя выпускать! — мама поднимает голову, взгляд злой, яростный.
Мастер только разводит руками:
— Ирина Дмитриевна, при всём уважении, наставник тут я.
Я остаюсь у ограды, не обращая внимания на слова Рогова. Смотрю на Ксюню. Как поправляет хват ножей. Как делает шаг, второй.
— Сначала кидяй ноши, потом бей, — говорю ей спокойно.
Я доверяю Рогову. Потому
Но пока не время думать о коленях. Пока — слушаем Мастера. Пока — наблюдаем, как сплавяляется… тьфу ты, справляется Ксюня.
В прошлой жизни я сам доводил учеников до дрожи, заставлял чувствовать мощное давление. Это не просто методика — это часть программы, обязательный этап. Страх. Страх, который сжимает горло, делает ладони мокрыми, сбивает дыхание, рвёт мысли в клочья. Когда голова трещит, выворачивает, сердце забивается в пятки. Через это надо пройти. Без вариантов. Или ломайся, или расти.
Рогов делает то же самое. Продавливает своих учеников, подтачивает, расшатывает. Всё правильно. Вопрос только в том, выдержит ли человек. Ксюня должна справиться.
Тем более у неё минимум нужных действий. Никаких лишних финтов, никаких пистолетов, никаких стеклянных шариков с кислотной дрянью внутри. Всё сведено к двум действиям. Бросай ножи. Коли ножами.
Когда нет лишних выкрутасов, зверя победить проще, чем кажется. Да, просто. Это я уже навыков понакручивал, наслаивал одно на другое, усложнял там, где можно было всё решить быстрее.Безумный генерал, как-никак. Статус обязывает — хоть бы и перед самим собой. Пора вспоминать старые трюки.
И вот Егерь наконец откидывает крышку. Из ящика выползает зверь. Хм. Ленточный червь.
Да уж, красавец. Солидный экземпляр. Глянцевый, будто натёрли воском. Толстый, длинный, упругий, тяжёлый. Скользит по земле, как масло по горячей сковородке. Мастер, конечно, навел страху. Формально Рогов не соврал: сильный, зараза. Обвить и сдавить до смерти — вот его дело. Да только вот когтей нет. Зубов нет. Жала нет. Только кольца, мышцы, сжимать, да и всё. А еще он не очень-то и быстрый. На худой конец, отбежать можно.
Ксюня не суетится. Не дёргается, не ёрзает, не мотает головой. Никаких лишних движений. Просто кидает ножи. Первый. Второй. Третий.
Лезвия входят в червя. Ммягкое, рыхлое тело чуть сопротивляется, но тут же сдаётся, и вот уже три рукояти торчат, светлым пятном на чёрной глине. А червь ползёт дальше, медленно, лениво, будто вообще не заметил ударов.
У Ксюни остаётся последний нож с лепестковым клинком, и кидать его глупо, потому что последний всегда должен быть в руке. Она идёт прямо на червя и, не теряя темпа, начинает колоть — короткими, уверенными тычками, без лишних выкрутасов, чистая механика, методичная, словно заводная. Не даёт отдышаться, не ждёт, когда тот очухается, просто работает ножом, без остановки.
Червь не торопится, прёт дальше, наваливается
— Не уползай! — кричит Мастер. — Добивай!
Но девочка даже не смотрит на него. Тогда я командую:
— Ксю! Всё нолмально! — подсказываю за оградой. — Бей! Коли!
И ведь бьёт. Кивает мне и продолжает. Лежит, колени поджала, работает ножом коротко, резко, с пыхтением на выдохе. Вцепилась в это дело, как упрямый гномик.
— Неплохо ты ее натаскал, ученик, — с уважением и завистью произносит Рогов. — Она тебя прямо слушается.
— А как по-длугому? — пожимаю плечами. — Мы с ней с пеленок спим в одно кловати.
Рогов косится на меня хмуро, а мама сдерживает смешок в ладонь.
Ксюна долбит червя. Риск почти нулевой — дружинники уже стоят на старте, Мастер тоже держит руку на поясе с ножами, как только что — сразу кинутся вытаскивать. Но все равно для Ксюни всё по-настоящему. Для девочки, которой и два года в строю нет, это смертельный бой.
— Молодец, дочка! — довольно хмыкает Рогов, щурит глаза, а уголки губ ползут вверх. Гордится так, что хоть на хлеб намазывай.
Ксюня мельком бросает взгляд на него, но чаще смотрит на меня.
Я киваю ей, наблюдая, как она радостно вскакивает, а на арену уже направляются лекари. После этого разворачиваюсь к Мастеру.
Подхожу, негромко:
— Ну што, отойдём, улод…то есть Мастел?
Он в зубах крутит зубочистку, смотрит на меня хмурым взглядом.
— Ну давай отойдем, ученик, — соглашается, хмыкнув.
Отвожу его подальше от ограждения, ближе к самой кромке сада, где нас никто не подслушает. Чтобы мама не встряла с вопросами.
— Кто на нас напаль? — спрашиваю тихо. — Кто заказчик? Што с ним стало?
Мастер щурится, как на солнце. Молчит пару секунд, осматривается.
— Чего это ты при княгине боишься говорить? Она уже в курсе.
— Я хочу наидине, — отвечаю настойчиво.
Он кивает. Чуть прикусывает зубочистку, хрустит ею и наконец выдыхает:
— Это мои бывшие ученики. Раньше Егерями были. Талантливые ребята, сильные. Я их сам обучал, сам к спецотряду рекомендовал приставить. Думал, гордиться буду… а они, видишь как, повернули. Предали и службу, и Царство.
— Как пледали? Контлабанда?
— Ага, — с удивлением смотрит на меня Рогов. Ну а что? Логичное предположение. На фронтире главный соблазн — приторговывать эхосырьём налево. — Эхозверей за границу гнали. Китайцам барыжили тихо, по тылам, по своим каналам. Спецотряд ведь — доступ, полномочия, никто особо не проверяет, когда есть своя крыша. Скатились, значит. Всё рвали, всё тянули, пока не спалились. — Он вздыхает, мотает головой, как человек, которому прямо сейчас по лицу ездят его же ошибки. — Я их сам и прижал, сам сдал. Спалил по полной программе. Под протокол, с доказательствами. По сути, вынес приговор им. Без шансов. Их должны были казнить, но… — Мастер пожимает плечами. — Успели ноги сделать. С тех пор и бегают. И вот, похоже, решили отыграться на моей дочке.