Княжич, Который Выжил
Шрифт:
Толкаю Ксюню к забору:
— Вниз, вплаво, ползи.
Сейчас всё заволокло дымом, но я запомнил дыру в ограждении. Как раз под размер ребенка.
Ксюня ползёт, выскакивает на тротуар с другой стороны, я следую вслед за ней, скрываясь в дыму.
Но в тот же миг из-за угла выскакивает один из бойцов — высокий, массивный, двигается плавно, как хищник. Он перехватывает Ксюню, хватает поперёк талии, и одним движением перекидывает её через плечо, будто она ничего не весит.
От гиганта веет мощной аурой. Давит так, что даже с этого расстояния чувствуется:
Я напрягаюсь, оцениваю. Лоб в лоб — не вариант. Он сильнее. Гораздо. Думай, думай…
Но он не ждёт. Он утаскивает Ксюню с собой в машину, припаркованную тут же. Двигатель уже заведен.
Хел дери!
Времени нет.
Вскочив, я скольжу взглядом по переулку, ищу варианты. Рядом припаркована еще одна пустая старая машина, ржавая, вся на соплях. И откуда-то слышны шаги и бряцанье карабинов. Это бегут налетчики. А куда они могут бежать? Конечно, к запасной тачке, брошенной за линией налета.
Секунда решения.
Я бросаюсь к машине, рывком открываю незапертый багажник, забираюсь внутрь и закрываю крышку.
Почти сразу рявкает двигатель, запрыгнувший водитель пытается уйти с места. Я затаиваюсь в темноте, ощущая каждую вибрацию машины, каждый рывок коробки передач. Меня увозят черти куда.
Цука, говорил же маме купить мне мобильник!
Глава 13
Лежу в багажнике. Ну вот честно — ну говорил же. Говорил! Сотню раз повторял маме, что мне мобильник нужен. «Зачем тебе, Славик, ты ещё маленький….» Ага. А теперь вот, пожалуйста, трясусь тут, свернувшись, как контрабанда, острый полик в спину впивается, а позвонить не могу. Наводку скинуть тоже некому. Красота. Просто мечта.
Один я, значит, остался, с этой компанией добрых людей, которых, по-хорошему, всех придётся убить. Без вариантов. Ну если только не сбегут от меня.
Тачка скачет, дрожит, кузов лязгает на кочках. Всё ясно — выехали из города, грунтовка пошла. Скорость такая, что, чувствую, скоро к звёздам улетим. Ага. Значит, взяли ход. Точно за городом. Это машина, что стояла в тени, за дорогой, где был обстрел. Дома её закрывали, наши дружинники, скорее всего, не заметили, поэтому бандюги и не стали бросать её, не пересели в другую машину на середине пути. Видимо, решили, что и так сойдёт.
Я группируюсь, а то кидает по всему багажнику. Поджимаю колени к груди, напрягаю мышцы, стараясь прижаться к стенке багажника, чтобы не швыряло на каждом ухабе. Руки фиксируют положение, позвоночник жёстко зафиксирован, но всё равно трясёт так, что зубы стучат. Будь я обычным младенцем, без укрепляющей магии, уже бы расквасил голову.
Минут через десять тряска резко сходит на нет. Замедлились, машина ползёт… ага, и вот — встала. Где-то среди леса, судя по запаху сырости и хвои, и по этой дикой тишине. Тишине, кстати, относительной — листва шелестит на деревьях, да и птички чирикают. Живут себе, радуются жизни, пока в трёх метрах от них в багажнике
Осторожно тяну руку, нащупываю крышку. Плавно, миллиметр за миллиметром, поднимаю… Не до конца. Щель оставляю — так, чтобы глазом подглядывать да ухом подслушивать.
Справа шум. Первая машина подкатила. Дверь хлопает, шаги тяжёлые. Это Сечевик. Узнал голос сразу — прокуренный, глухой, как из бочки.
— Чтоб глаз с неё не спускать, ясно? — рявкнул кому-то. Ну конечно, про Ксюню. Про кого ж ещё? Мою, между прочим, Ксюню. За его заботу о ней я ещё с ним рассчитаюсь сполна. Не люблю оставаться в долгу.
Держу дыхание ровно. В голове уже план крутится, пока слушаю. Поторопитесь, господа. Мне ж тоже действовать надо.
Те, что меня везли, полезли к нему с вопросами.
— Мы свою часть работы выполнили, рискнули, на княжескую дружину напали… — слышу голос водилы, сиплый, чуть дрожащий, видимо, адреналин еще не схлынул. — Где бабки?
Сечевик молчит пару секунд, потом с ленцой бросает:
— Уважение поимей, а то зенки вырву. А бабки вот ваши.
По звуку — швыряет сумку. Спортивная, тяжёлая. Затем металлический лязг молнии, ткань разъезжается.
— Бабок море, — отзывается пассажир моей машины. — Считать долго, поверим на слово. Поехали, пока все трассы не перекрыли.
Шаги приближаются к моей машине. Хель меня дери! Сейчас же в багажник заглянут, чтобы сумка бросить. А тут я, весь такой красивый, розовещекий и… смертоносный. Рука рефлекторно тянется к ножику на поясе.
Следом голос Сечевика:
— Эй, куда пошли? Хватит светиться на этой колымаге. Вот запасная тачка, — звон брошенных ключей. — Теперь валите. На Кавказе мой человек вас встретит. Купите проводника, перейдёте горы в Персию. Хватит вам этого с лихвой, чтоб дорогу оплатить. А теперь проваливайте, скоро здесь будет жарковато.
Слышу, как те суетливо заталкивают сумку в другую машину. Двери хлопают, движок взревел, и через секунду уже слышен только треск веток под колёсами да уходящий гул. Ну вот и всё. Сбежали.
Я и не удивляюсь. Так и должно быть. Куда им тут оставаться? Они уже списаны — напали на княжескую дружину, а за такое приговор только один. Видно, в эту историю лезли с осознанием, понимали, что дороги назад нет. Где-то уже накосячили, жандармерия и без этого их ищет. Оставалась одна надежда: урвать быстрые деньги, тут же сделать ноги, пересечь границу и раствориться в Персии. Ну и пусть катятся. Теперь мне не до них.
Теперь вопрос другой: кто там у нас глаз с Ксюни не спускает?
Лежу. Тихо. Дышу в пол-легкого. Прислушиваюсь. Сечевик отходит. По шагам слышно — тяжелый он, медленный, уверенный.
Жду, пускай уйдёт подальше. Минут через пять, когда всё окончательно стихает, цепляю пальцами крышку, приподнимаю чуть-чуть, до узкой щёлки. Глянул — чисто. Ни шагов, ни голосов.
Открываю пошире, двигаюсь медленно, тихо-тихо, без единого скрипа. Вылезаю, приземляюсь на корточки, сразу оглядываюсь — лес, машины, ни души. Дальше — заброшенный завод.