Княжна Разумовская. Спасти Императора
Шрифт:
Старший князь Разумовский запретил мне покидать особняк вплоть до конца недели: на выходных ожидался бал в честь именин Киры Кирилловны.
Браслет, который она мне вручила для ювелира, я потеряла в момент наезда. Когда вспомнили про него, то было уже поздно. Его так и не нашли.
Единственную хорошую новость принесла мне Соня: разбушевавшийся отец заставил Сержа ежедневно ходить вместе с ним на службу. Они покидали особняк рано утром и возвращались уже поздним вечером.
Все планы, которые вынашивал мой брат,
Можно сказать, аресту в том или ином виде подверглись мы оба.
Несостоявшееся покушение, весь ужас которого дошел до меня не сразу, а спустя несколько дней, повлияло на меня странным образом. Я погрузилась в апатию. С трудом поднимала себя по утрам с постели, с трудом заставляла что-то делать, кроме как сидеть возле окна и смотреть, как с кленов в саду медленно опадала листва.
Но отдохнуть, учитывая слова доктора о сотрясении, мне и впрямь было полезно. Поэтому я твердо решила, что несколько дней разрешу себе ничего не делать, спать допоздна и, возможно, грустить.
Одно занятие, впрочем, нашлось. По особняку ходить мне никто не запрещал, так что я каждый день посещала библиотеку. Конечно, читать было порой непросто, но кое-что полезное я для себя выяснила. По большей части из газет, которые доставляли старшему князю Разумовскому к завтраку.
Меня мучила загадка, скрывавшаяся за словами Киры Кирилловны про князя Хованского: «Георгий третьей степени, апостол Первозванный в неполные тридцать лет».
Из газет я и узнала, что «Георгий третьей степени» официально назывался Орденом Святого Георгия и считался высшей военной наградой Российской империи. А «апостол Первозванный» был Орденом Святого апостола Андрея Первозванного и выдавался за особые заслуги перед Российским государством, включая как боевые подвиги, так и гражданские отличия.
И это так сильно контрастировало с моими представлениями о том, каким человеком был Георгий Александрович Хованский, что даже бесило!
На четвертый день заточения Кира Кирилловна сменила гнев на милость и приставила меня к делу: помогать с приготовлениями к балу.
Я и представить не могла, как это сложно. Казалось бы, простое торжество, но столько тонкостей, столько всяких мелочей следовало учесть!
Особняк походил на осиный рой: туда-сюда летали посыльные, разнося приглашения; извозчики привозили живые цветы для украшения бальной залы; приезжали модистки с платьями для примерки...
Вся эта суета заставляла нервничать. Мне ведь придется танцевать. Вспомнит ли тело знакомые движения? Или я опозорюсь еще и на балу?.. И — самое, пожалуй, главное — с кем я буду танцевать?
Ответ казался очевидным, ведь у меня был жених. И его очевидность вгоняла меня в тоску.
В день накануне бала я осталась в особняка одна: отец и брат уехали на службу, тетушка, поджав губы, сообщила, что несколько приглашений для особо дорогих гостей она должна доставить
Я как раз стояла в просторном холле и принимала очередную партию цветов, раздавая указания посыльным, где разместить охапки роз, когда вошел дворецкий и, откашлявшись, торжественно объявил.
— Их сиятельство князь Хованский!
Хорошо, что я ничего не держала в руках, иначе непременно выронила бы.
Лакеи распахнули двери, и жених вошел в комнату стремительным, чеканным шагом. Я перехватила испуганный взгляд Сони и порадовалась, что была в холле не одна: меня окружали слуги.
— Княжна, — он чуть поклонился мне, остановившись в нескольких метрах.
— Князь, — я присела в слабом намеке на реверанс. — Отца и брата нет сейчас, они на службе…
Не представляла, что иное могло привести его в особняк, как не необходимость встретиться с кем-то из них.
— Я знаю, — его ответ обезоруживал. — Я приехал, чтобы поговорить с вами.
С несколько секунд я смотрела на него, размышляя, правильно ли услышала. Идеи в голову приходили одна безумнее другой, начиная с того, что он все же решился разорвать ненавистную ему помолвку и заканчивая той, что каким-то невероятным образом он понял, что я не та Варвара.
— При меньшем скоплении людей, — князь продолжал давить, и я, наконец, отмерла.
— Вот как, — посмотрела на него с сомнением, пытаясь прочесть ответ на лице, но оно ничего не выражало. — Что ж, ступайте за мной, — кивнув Соне, я развернулась и повела его в малую гостиную.
Ненавидела ее, но комната была ближайшей и самой удобной для приема гостей. Тем более таких незваных и нежданных.
— Что-нибудь выпьете? — я посмотрела на него, когда мы вошли. — Быть может, чай? Или приказать подать что-то из коллекции отца?
Князь резким взмахом руки остановил лакея, который хотел закрыть дверь, и покачал головой, вновь взглянув на меня.
— Нет, благодарю. Не стоит.
Воцарилась тишина: я стояла спиной к окну, скрестив на груди руки. Князь Хованский застыл напротив, сложив ладони за спину. Он был в привычном темно-синем мундире. Я же с утра надела простое, домашнее платье. Не ожидала гостей.
От его взгляда у меня по рукам бегали мурашки. Хотелось воскликнуть, чтобы он уже сказал то, ради чего пришел, и поскорее покинул особняк.
— Как вы себя чувствуете, Варвара Алексеевна? — спросил он спустя несколько минут, показавшихся мне вечностью.
— Весьма неплохо, благодарю вас. Вчера приезжал наш семейный доктор. Он сказал, что я вполне здорова. Допустил к балу.
Князь кивнул и вновь надолго замолчал. Я начинала нервничать, потому что не понимала ни его поступков, ни намерений. А это раздражало!
— Вы хорошо выглядите.
— Благодарю, — заученно ответила я и тряхнула головой. — Князь! — позвала нетерпеливо и резко. — Зачем вы приехали?