?Когда истина лжёт
Шрифт:
Мне нужна ванная. Надеюсь, там никого. Отмокнуть. С маслами. И солями. Моё тело нуждается в реставрации.
Стараниями Пашки ко мне не приставали с расспросами. Никто. Только смотрели вопросительно. Пусть смотрят – это напрягает, но не смертельно. Мне даже пофиг, что он там сказал родителям, чтобы они не трогали меня. По крайней мере с утра, пока не поем. А есть хотелось. Аппетит появился после длительных банных процедур. От меня вкусно пахло ароматами масел, а банный халат, казалось, струился теплом и светом. Улыбка озарила моё лицо только к двум часам
Пашка не требовал у меня объяснений, ведь вчера я ему толком ничего не рассказала. Вообще меня никто не трогал. До самого вечера я сидела на диване, словно школьница, и смотрела телевизор, будто сроду его не видела. Вместе с Пашкой. Родственники мелькали вокруг, то приходили, то уходили, то садились, то вставали. А мы, как единственная постоянная этой вселенной, спокойно расположились на диване. Он с ногами, поджатыми к груди, сидел, опустив локти на колени, я – уложив голову на его плечо. И никого ничего не смущало. Всех всё устраивало.
За весь день, кроме обсуждения телевизионных программ и ошибок, Пашка спросил только одно:
– Ты как?
– совершенно непритязательно.
И услышал в ответ: «Могло быть и хуже без твоей заботы». Выдохнул, улыбнулся и даже не смотрел на меня. Он не смущал и не хотел как-то давить. Я бесконечно ему благодарна. Не знаю, как отблагодарить даже. Хотелось бы мне что-то сделать для него, но это Пашка – он умный, классный и невероятно понятливый. Ему не надо объяснять, а если не объяснишь – свой нос не будет совать. Ему хочется рассказывать какие-то вещи. Ему хочется доверять. Потому что это Пашка.
Сегодня Варька тоже шла гулять со своими однокурсниками, чем немало удивила нас с братьями. Она? Варя? Варя и гулять? Гулять два дня подряд? В тёмное время суток? Когда солнце зашло? Мы немало позабавились такими вопросами, правда, между собой. Варька бы обиделась ещё – она может.
Но и родители собирались прогуляться. Мама захотела пройтись, а Вишневские – встретиться с дочерью и сыном. Олька увязалась за ними. Выходило, что я, Пашка и Петька останемся втроём. Быть какому-то сражению. Или в приставку бы поиграли. Но точно – никакого просмотра телевизора. Тошнит уже.
– Может, и мы пройдёмся? Подышим воздухом, - Паша смотрел на меня открытым взглядом. Никаких умыслов. Никаких расспросов.
– Я хочу побыть дома, устала очень за ночь, - он понял. И не обижался. Улыбнулся только, потрепал меня по волосам. И хитро посмотрел.
Чую, быть беде.
– Мелкая, хочешь, мы с Петькой уйдём, если тебе нужно побыть со своими мыслями? – он сжал меня в объятьях и щекотал, пока не произнёс этой фразы.
Только он может так сглаживать повисшую неловкость. Снова защекотал. А я не могла думать. Он специально не оставлял времени для хороших мыслей – не время быть паинькой, отличной сестрой. Уделить время
– Нет, - сквозь истерический смех с трудом произнесла и скрючилась в бублик, прижимая руки к рёбрам, чтобы этот засранец не достал до них. – Не хочу оставаться одна.
– Как хочешь, - он ухмыльнулся, - тогда берегись.
Мы дрались. Подушками. Игрушками, которые Петька стырил из моей комнаты. Потом прыгали. По дивану и креслам.
– Пол – это лава, идиот, - голос Пашки разнёсся по квартире и залился смехом. – Ты сварился!
– Ты следующий, дорогой братец, - я неподдельно ухмыльнулась. Криво. Хитро. Со злым умыслом.
– Не вздумай меня сбросить, оторва!
Мы валялись на полу все втроём. Словно в старые добрые времена. Правда, не здесь, а в нашей прежней квартире. Но нам всё так же весело втроём. А я всё такая же, как выразился Пашка, хитрая жопа. И оторва.
– Давайте умотаем на дачу к дедушке? – предложение Пашки казалось настолько диким, но настолько уместным, что я только воодушевилась им.
– Мама хотела поехать туда перед Новым годом, но слишком уж много проблем было с утренниками для детей, - я присела на полу, поджав к себе колени и обняв их.
– Нет, без родителей, - а теперь предложение Паши стало выглядеть абсурдным. – Сами уберемся там – пусть родители отдыхают тут и гуляют с Вишневскими.
– А как же ваши одногруппники? – я смотрела на близнецов, но не видела в глазах ни одного, ни второго никаких сомнений. Похоже, они обсудили это до того, как предложить мне.
– Мы уже виделись с ними. Переживут. Нам ещё три с половиной года с ними учиться и встречать, как минимум, три Новых года, - Пашка с огромным энтузиазмом смотрел на меня. Будь он собакой, вилял бы хвостом, как умалишённый.
– Поехали, Кать, - Петька тоже выглядел довольным. – Без Вари.
– Почему без неё? – как это они бросают свою сестру? Не понимаю.
– А ты не заметила вчера? – Петька с удивлением смотрел на меня. – Наша Варя загуляла с аспирантами. В компании вчера были. Или ты думаешь, что она пошла с одногруппниками тусить? Они же её не выносят – она затычка в каждой бочке, как и ты.
– Это наша семейная отличительная черта, - Пашка хлопнул брата по плечу, и оба, довольные, засмеялись. Заразительно засмеялись.
– Хватит, оболтусы, - я ударила обоих слегка ладонями и тоже стала смеяться. – У меня уже кубики пресса проступили! Поехали. Только скажем родителям.
– Вот ты сейчас ничем от Вари не отличаешься, - Пашка привстал. И правильно. За такие слова я собиралась его, как следует, поколотить.
Он дёрнулся снова и увернулся от первого удара.
– Беги, гадёныш, - он закрыл дверь моей же комнаты с другой стороны. – Тебе не скрыться там надолго от меня!
В кои-то веки наш дом наполнен смехом. И от головы отлегли тяжёлые мысли о моём собственном настоящем. О том, каким я его сделала. О том, как я его усложнила.