?Когда истина лжёт

W.o.l.f.r.a.m.

Одному Богу (или не одному, их же много в теории) известно, какого хрена я открыла рот. Я впустила Леонова на недопустимую территорию. Позволила ему войти туда, куда нельзя. Одобрила его жест. Одобрила и, чёрт возьми, поддалась искушению. Леонов обжигал своими холодными губами. Контраст с горячим языком. Я вдыхала морозный воздух ртом, привносила искру в поцелуй. И не могла оторваться. Никакой мнимой нежности или ласки не было. Это просто поцелуй. С беззвучными хрипами. С тонкими ароматами парфюма. С игрой на запретной территории.

– Я не помешал?

Знал бы ты, как сейчас вовремя!

Он знал.

Ярослав

протянул руку, чтобы я поднялась, а потом повторил жест и для Кости. Мне хотелось отводить глаза и никогда больше не встречаться взглядом ни с одним, ни со вторым. Вообще эта вся ситуация меня дезориентировала. Стыд, который так долго притуплялся развратностью практиканта, абсолютно не сдерживался тут, когда дело зашло совершенно о других людях. Может, дело в том, что целоваться с лучшим другом не стоило в принципе? И без принципов.

– Возвращайся в игру, Кость, - произнести даже пару слов казалось едва ли возможным. Но удалось. Успокоить свой нрав, свой голос и свои мысли.

Это, правда, не Егор.

С ним бы так быстро я не восстановила духовное равновесие.

То, что Костя оказался не Егором, как мысль, кажется абсурдом. Мол, разве это не очевидно? Но ведь по какой-то причине я влюбилась в Леонова. А потом в Егора. А потом снова подпустила Леонова ближе, хотя и не собиралась. Даже не думала об этом! А он подошёл. Взял и подошёл. Осмелел. Овладел. Околдовал. И мне казалось, что всё идёт по-моему. Ага, как бы не так! Видишь, к чему это твоё «по-моему» привело. Ты ведь вряд ли такого ожидала? Но что теперь делать с Костей? Нельзя всё так оставлять. Кто ещё нас видел? Кроме Ярослава. Даже не представляю.

– Похоже, ты хочешь поговорить?

Какая проницательность, Ярослав. Вот честно. Иногда ты хуже практиканта. И заткни своё добродушие – я знаю, что ты издеваешься надо мной. Специально так себя ведёшь и говоришь. Ненавижу эти праздные одолжения. Ненавижу быть в долгу.

– Я хочу, чтобы ты играл со мной и удерживал, - я прикусила губу: ведь Ярослав не виноват в моём безумии, - от подобных случаев.

– Не думаю, что я смог бы остановить твой нрав, - он хохотнул и приятельски положил мне руку на плечо. – Пока что я знаю только одного человека, способного на это.

– Надеюсь, никто не видел, - меня это беспокоило. Не так сильно, как должно было бы. Я ликовала от одной маленькой мысли: ревность. Что если в Егоре пробудить ревность? Надавить? Сделать больно? Умаслить в этой единодушной пытке самобичевания и несовершенства.

Такие, как он, вряд ли ревнуют.

Потому что для ревности нужен комплекс неполноценности.

Я вернулась к игре. Без Ярослава. Он снова умудрился найти себе местечко, где бы примостить свою задницу. Но теперь наблюдал за мной тщательнее. Что было, если бы он не заметил моей пропажи? Что тогда? Что случилось бы между мной и Костей? Я даже представлять не хочу, что бы ему сказала после поцелуя. И сейчас не представляю. Меня гнетёт сама мысль о том, что кто-то из знакомых мог это увидеть. Кто-то был в состоянии заметить нашу пропажу и пойти следом. Например, Кравец.

Ты же моя подруга, Катя! Как ты могла? Мы же договаривались.

Наш договор был заключён больше года назад.

И он выполнен.

Костя выбрал тебя – я не мешала, а сводила вас.

Костя выбрал меня – не крутись под ногами.

Он тебе не нужен, Скавронская.

Очнись.

В голову прилетел снежок. От Кравец. Я даже не хотела уклоняться, а могла бы. Досталось хотя бы шапке, а не лбу. Сейчас он жжёт, противно и яростно обжигает каждую промелькнувшую мысль в моей голове. Особенно эту: ударить Леонова. Кулаком. Не потому, что моя обидчица прячется за ним, как за щитом. А потом что Леонов перешёл черту дозволенного.

Ты позволила ему.

Не важно. Он знал, куда идёт. Туда – нельзя. Он не глупый, понимает, что эта территория не принадлежит ему.

Она принадлежит Егору.

Только он может целовать меня. Только он может вести себя так со мной. Только он может позволять так фамильярничать и безнаказанно поступать.

Несмотря на то, что он козёл ещё тот.

Абрамова схватила меня за капюшон прежде, чем в мой лоб бы прилетел очередной снаряд от врага. На сей раз – от Болонки. И когда этот мопс научился так метко стрелять? Фиг с ней, свалю на случайность. Всё равно они все слишком активные – хотят достать меня. Но почему меня? Это месть за Егора? За слухи? За мои знания? За характер?

– Ты желанная добыча, - Олька суетливо подтвердила мои собственные мысли, пригибаясь от очередной атаки и утягивая меня с собой ближе к земле. – Не стоило тебе бежать за Леоновым.

– Так они из-за этого? – я переводила дух после активной защиты и попутно лепила снежки.

– Ты ворвалась к ним в тыл и осталась нетронутой. Ещё бы, - с долей гордости и самолюбования произнесла она и усмехнулась одобрительно.

Почему-то мне стало лучше. То ли от взгляда, то ли от усмешки. Олька протянула мне парочку своих снарядов – лепила она всё-таки ловчее. Хотя бы потому, что не гналась за врагом сквозь плотные ряды его сторонников под яростной атакой снежков. А я ведь действительно шла напролом. Бежала. Летела. Интересно, а я быстрее молнии? Раз они не могли попасть по мне. Хотя даже если бы и попали, то чисто случайно. А я бы и вовсе не ощутила. Потому что скорость ударила мне тогда в мозг. А там крутилась всего дна мысль: лишь бы догнать этого засранца и влепить ему снежком по ухмыляющейся мордахе.

И влепила-таки.

Губами.

Вернее, он мне влепил. Губами по губам. За моё красноречие и остроязычие.

Ты не сильно-то сопротивлялась, Кать. Давай начистоту.

Если начистоту, то я зла. Безумно зла. Он не только посмел заставить меня видеть в нём парня, так ещё и поцеловал. Дважды. И моё сердце было не на месте. Да, не так, как с Егором, но всё-таки. И от этого становилось паскудно. Тот факт, мысль, импульс, что я могу изменить Егору с Костей, не давал покоя. Хотя о какой ты измене говоришь? И к кому? Ты, помнится, с ним поругалась. Точнее он заставил тебя ревновать.

Да, а потом сказал, что скучает по моим губам.

Но не прямым текстом.

Он сказал «да».

Это мог быть блеф.

Если бы это был блеф, отчего же он разозлился, когда я сказала: «Да целуй ты меня уже. Я поняла, что ты скучаешь по моим губам»? Меня спасла Аня, внезапно подоспевшая. Если бы не она, он бы и впрямь мог меня поцеловать там прилюдно. И это был бы крах.

Это было бы восхитительно. Разве не ты устала от этих тщедушных попыток сохранить тайны? Разве не ты говорила, что разберёшься со всем этим? Разве не ты хотела покончить с лишними людьми и зажить лучше?..