?Когда истина лжёт

W.o.l.f.r.a.m.

Егор и Катя – то же самое, что Егор и Лена.

Лена высокомерна и умна. Она стремится вверх и ничто её не остановит на своём пути. Егор был для неё обузой и возможным соперником в будущем. И она уничтожила его. Она сбросила его со скалы, надавив на самое больное – на чувство привязанности. Но он смог подняться, смог встать на ноги, смог справиться с этим недугом. И когда он занял позицию наблюдателя, оказалось, Лена тоже не теряла времени – она стала ещё выше летать. Её круг общения вырос вместе с ней, изменился вместе с ней. Она никого не тянет,

никого такого, как Егор некогда. Птица действительно – ей не нужны удавки и верёвочки, как змеям, чтобы вернуться домой.

А тут я. Глупая, маленькая и вредная. Ни рожи, ни кожи. Такая же обуза, как и Егор для Лены несколько лет назад. Он принял её облик, и, когда осознал это, его стало тошнить от себя. Ещё и я, так похожая на его Лену… Мы втроём слишком сильно похожи, но в разных хронологических рамках, друг на друга. И я не знаю, когда стала Екатериной Скавронской: когда Егор впервые поцеловал меня в губы, когда он называл меня по имени, когда пригласил на встречу. Я понимаю, что в какой-то момент он перестал видеть во мне Лену. Давно понимала и осознавала. Только вот понятия не имела, что пугал его во мне больше не её образ, а его собственный. И в какой-то момент и этот образ исчез. Или он просто смирился с ним. Но факт остаётся фактом: я прожила участь и Егора, и Лены. И теперь уже мне противно от самой себя.

– … так вот. Так что я могу уехать скоро к тёте в Польшу, - все мои воспоминания Кравец рассказывала что-то о том, как проходят её каникулы, а я даже не заметила. Да и она тоже.

– А как же Костя? – брякнула, лишь бы что, чтобы она не заметила мою отрешённость.

– Да я ненадолго. К учёбе вернусь, - она отряхнула сапожки, выйдя на прочищенный тротуар. Я сделала то же самое. – Да и он сказал, что будет скучать по мне.

– Лгун, - это вырывалось случайно и неосознанно. Чёртов язык!

– Что значит «лгун»? – а она услышала и вцепилась в это своими аккуратными ноготками с французским маникюром.

– А что это может значить, Ксень? – отступать поздно, Кать. Да и перестать врать ты, помнится, обещала. По крайней мере, никакой новой лжи. Ты с прежней справиться не можешь. – Тут только одного значение. Другого не дано.

– О чём мне лжёт Костя? И ты каким тут боком? – подозрения в ней рождались, очевидно, одно пуще другого. И мне становилось страшно, что я уже ввязалась в эту игру. Хотя формально, это исключительно их разборки, и я к ним не имею ни малейшего отношения. Не должна иметь, по крайней мере, пока Костя не раскроет свой рот и не скажет, что им самым целовал мой собственный рот.

– Я бы хотела, чтобы он сам тебе это рассказал, потому что ответственность лежит на нём, - и чем большими загадками я говорю, тем жёстче становится лицо Кравец. Она с открытой яростью вглядывается в меня и, зуб даю, оно бы почернело от такого взгляда, если бы могло.

– Но его здесь нет, - язвительность слетает с её губ, и по моей спине пробегается лёгкий холодок. Она очень «не в себе». Похоже, мои слова её задели гораздо сильнее. Или и без моих слов

у неё были поводы сомневаться в Леонове?

– Позвони ему, - говорить непринуждённо стоило немалых усилий, но мне удавалось сглаживать углы.

– Что он натворил, Кать?! – она повышает голос, слегка прикривая моё имя, стараясь хоть как-то воздействовать.

– Пусть он сам скажет, - кричать на меня бесполезно. Я скорее сама разозлюсь, чем что-то выдам в ответ на такую манипуляцию. – Это не моё дело.

– Твоё, если ты знаешь об этом, - она старается давить на меня, смотрит пристально, немного кривит рот и пытается взять меня за руку. Кравец, не твой звёздный час. – Ты не можешь скрывать от меня ничего.

Ох, а вот это ты перегнула палку уже.

– Давай будем откровенными, Кравец, - я отвечаю на её взгляд не менее пристальным, - ты давно потеряла право на мои откровения.

Её ответ, быстрый и цепкий, буквально сбивает меня с ног, как шар кеглю:

– Из-за чего? Из-за Егора? Он больше не наш практикант.

Она суетится, нервничает. Видимо, надеялась, что я приму её такой, какая она есть. Что ж, я принимаю, и, возможно, даже прощаю, но подпускать к себе ближе больше не стану. Такой ошибки снова я не допущу.

– А ты думала, - я осеклась на проходящих мимо подростков, - что он исчезнет, и всё вернётся на круги своя? Нет, Кравец, дело не в практиканте – дело в тебе, - она отпустила мою руку и замерла посреди тротуара. – Раз ты смогла предать меня однажды, предашь снова. И снова.

– Кать, я честно…

– Прошу, не унижайся передо мной, - я, сделав несколько шагов вперёд, оборачиваюсь и смотрю на неё. – Ты всё-таки была моей лучшей подругой. Ты мой выбор, и я не позволю тебе так низко пасть.

– Кать, пожалуйста…

– Кравец, ты меня знаешь. Я непреклонна в своих убеждениях слишком часто, чтобы уповать на редкий случай, - я смотрю на неё, вглядываюсь в это полное раскаяния лицо, стараясь узреть хоть частичку чего-то разумного. И нет. Сплошные эмоции, сплошное «боже, я так виновата». От тебя разит этими слезами, Ксень. И я знаю, чего они стоят. Ни-че-го. Ты сейчас разрыдаться передо мной готова, чтобы я осталась твоей лучшей подругой, но ты не раскаиваешься. Ты просто приняла как данность свой поступок. Ты поступишь так снова, я уверена. – Мы можем общаться и быть подругами, но душу тебе раскрывать я не буду. Если ты согласна на такие условия, то, пожалуйста.

– Я… Прости меня, Кать. Правда, прости. Я не хотела, чтобы так вышло, - она быстро лепетала слова прощения, теребя пальцами свои снятые перчатки – те дёргались, словно китайский болванчик.

– Если ты скажешь, что так вышло само собой, я тебя ударю, - и мой серьёзный взгляд, направленный чётко в переносицу подруги, только подтверждал слова.

– Нет, это моя вина, - умница. – Мне жаль, что я потеряла твоё доверие.

– Так будет долго, - она снова лепетала что-то не членораздельное, и я теряла терпение. – Спрошу прямо: ты хочешь общаться?