?Когда истина лжёт
Шрифт:
– Катя?
Я не заметила её. Кравец шла мне навстречу и тоже, очевидно, была погружена в свои мысли. Видеть её сейчас совершенно не хотелось, но не бежать же прочь прямо посреди дороги!
– О, привет, - изобрази удивление. Да-да, вот так. И скажи что-то разряжающее обстановку: – Сегодня погода такая классная. Тоже не сиделось дома?
Она кивнула и быстрее засеменила ко мне. Дорожка, по которой я шла, была непротоптанной – пришлось оставлять глубокие следы, чтобы пройти. Зато Ксеня шла ещё по расчищенному тротуару, но тоже собиралась свернуть с него на эту тропу. Мы раньше частенько с ней гуляли вокруг домов неподалёку от наших собственных, а по этой плиточной
– Как каникулы? Ты не брала трубку, - она шла впереди, опуская ноги в высоких сапогах на плоской подошве в мои собственные оставленные следы. Иногда теряла равновесие и осыпала снег вокруг отверстий.
– Мы уезжали из города, - это правда, - поэтому я телефон оставила дома, - а это враньё. – Не хотела, чтобы кто-то мешал.
– Мне казалось, я видела Варю недавно, - она наверняка морщит своё лицо от воспоминаний.
– Мы ездили с братьями только. Навели порядок в дедушкином доме, жарили мясо, отметили Новый год, так сказать. Да и по лесу побродили – там сейчас ужасно красиво, - воспоминания нахлынули на меня, и я снова растекалась в бесконечной любви к этому холоду, к этой свободе, к простору для мыслей, идей и эмоций.
Меня тогда обжигали слёзы. Когда я выбралась в одиночку рано утром и пошла в лес. Я лежала навзничь, сморщенным комком грязи, на этом чистом и прекрасном снегу. Меня душили собственные затихшие всхлипы. Первая ночь, проведённая тут в этом году, выдалась очень неспокойной. Я никак не могла заснуть. Мёрзла, словно меня бил озноб. А потом бросало в жар, словно в моей комнате раскалённая печь. Идеально стало только утром, когда начало светать. Это был единственный раз, когда меня трусило и разрывало. После ночи на первое число, когда мы пришли домой, я слишком разбитой чувствовала себя. Эмоции, словно гной, выходили слишком медленно. У меня не хватало сил на экспрессию и взрыв, после которого бы полегчало. После уборки и ужина, после разговоров, голова разрывалась на куски. Ярослав со своей болью. Пётр с Германией. Мне так хотелось попасть в кабинет дедушки, ныне отцовский, но мы там ещё не убрали. Слишком пыльно и грязно. И плевать, что книги там, рукописи, какие-то дневники и карты принадлежат ещё деду. Меня прочили преемницей мужской линии Скавронских, справедливых, чертовски умных и невероятно сильных духом. Но какой тут дух, если я сейчас не могу даже собственные эмоции выразить.
Утром, когда стало бесполезно лежать в постели и пытаться уснуть, после двухчасовой дрёмы, я оделась и выбралась на улицу. Зима лечила. Зима восстанавливала. Зима просто охлаждала мои собственные разгоряченные мысли, как анестетик. Я брела по заблудшим под снегом тропинкам по памяти. Я столько раз тут бывала! Каждый поворот, каждый уступ, каждый камушек – я знала здесь всё. Без преувеличения. И зимой, когда эти знания спрятаны от глаз под толстым слоем снежинок – поверьте, я не настолько не дружу с памятью, чтобы не рискнуть.
Далеко заходить не стала. После первой гряды деревьев остановилась. Если меня хватятся, то не стоит давать им повода для мыслей, что я пошла с целью заблудиться. Во-первых, я не мазохистка. Во-вторых, я не настолько глупа, чтобы заставлять других людей переживать обо мне.
Сначала прислонилась к дереву. Затем присела, спиной опираясь на него. А после встала, сделала пару шагов вперёд и упала на спину на нетронутый ни людьми, ни природой снег. Затылок обдало холодком не сразу – только когда шапка сползла. И этот приятный леденящий мозг цокот мог урезонить абсолютно любой неадекватный
Тогда за мной пришёл Пётр. Он ступает неслышно обычно, но, увидев меня лежащей, стал подходить с шумом. Чтобы убедиться, жива ли я. Ведь когда ты лежишь в груде одежды на снегу, не так уж и понятно, дышишь ты или нет. Он присел под дерево, где некогда сидела я.
– Выглядишь не так уж и отвратно, - это были его первые слова тогда, и он совершенно не смотрел на меня – только на стволы деревьев в глубине леса.
– На этом снегу я просто не выгляжу такой бледной, - уголки губ приподнялись, и глаза засияли. Я действительно хотела улыбнуться этим ощущениям, этой погоде, этому месту. Здесь и сейчас.
– Не спится? – действительно, сейчас ведь около восьми. А если ты работал, как лошадь, вчера, то спать будешь хотеть очень сильно. Особенно Пётр – он ведь в последнее время хуже ленивца.
– Как и тебе. Слышал, как ты уходила, - он бросил лёгкий взгляд на меня и тут же отвёл глаза. – Прошёл почти час, а ты не возвращалась.
– Со мной ничего не случится, дурак, - я хохотнула и приподняла голову, чтобы уставить на него свой насмешливый взгляд. – Не всё так плохо, чтобы я хотела исчезнуть.
– Я видел твою игру, - я ожидала таких слов, поэтому спокойно опустила голову и продолжила смотреть в небо. – Кто он, тот парень, которого ты ударила?
– Пашка видел? – мой голос, словно подвергшийся трансфигурации в ледяную статую, был слишком груб и слишком безразличен.
– Нет, - он слегка вздрогнул и опустил голову. – Я тогда за глинтвейном ходил и увидел тебя. А затем услышал хлёсткий удар. Держу пари, щека у него горела тогда.
– Как и моя рука, - я пытаюсь не язвить, но не получается.
– Кто он? – Пётр будто не замечает этого всего, моей реакции, игнорирует специально.
– Бывший практикант в лицее, - почему-то говорить сейчас об этом совершенно легко, - он заменял Свету.
– И что он натворил, что заслужил пощёчину? – встал - видимо, решил, что пора заканчивать беседу и эти посиделки на снегу.
– Он предал себя, - я не могла уже прикусить язык: желчь лилась из меня, словно близнец только что не просто уколол, а раздавил мой больной мозоль, - позволив себе увлечься мной.
Он ведь предупреждал, что я самая опасная из всех студенток. Да, думаю, и из многих, очень многих женщин, что его окружали. Предупреждал, чтобы я не смотрела на него как на мужчину. И я не смотрела – ненавидела его за такие слова. Но каждый раз, с каждым словом противоречия, с каждым «нельзя» и «нет», летящим из его уст, я всё больше смотрела на него, всё больше вглядывалась и видела всё то, в чём он так отчаянно пытался «не убедить». И между нами, как между двумя камнями, чиркали искры от соприкосновения. В нашей ярости, в наших спорах рождалась истина. И истина в данном случае только одна – нас безумно тянуло друг к другу. Мы слишком похожи, чтобы пройти мимо, и слишком чужие, чтобы остаться вместе. Я не понимала до конца, почему всё-таки решила тогда бросить эти дурацкие взаимоотношения, эти встречи, это колкости, почему решила положить конец этим распрям, но теперь, в лесу, в этом снегу, в этом непомерно адском холоде, леденящем мою голову и моё сердце, мне стало ясно.