?Когда истина лжёт

W.o.l.f.r.a.m.

В понедельник, после напряжённого выходного, я едва ли встала. Пришлось сидеть до двух ночи и корпеть над историей: писать развёрнутый конспект, заполнять тетрадь дат и личностей, писать их биографии и учить основные тезисы хотя бы. На остальное не было ни времени, ни сил. Мозг, знаете ли, в два часа ночи, даже если ты до этого сутки отсыпалась, всё равно отключается. И меня это ни капли не обрадовало, потому что я выучила не всё, что могла бы и что хотела. А это колоссальное преимущество для практиканта. Главное: не дать ему понять, что я недостаточно готова.

От будильника не проснулась – проснулась от Пашки, который дёргал меня за руки и ноги. Отец готовил завтрак, Петька – собирался, а Пашка, как самый активный, уже собрал сумку, оделся и даже

успел перехватить пару бутеров вместе с чаем, вместо полноценного отцовского завтрака: яичница с кусочками колбасы, жареная картошка и кислая капуста, приправленная ароматным маслом. Пожалуй, слюни, текущие изо рта, усилились с запахами, которые проникли в комнату из кухни, и спать дальше я не могла. Мои сборы сегодня проходили так: быстро покидала всё, что лежало на столе, в сумку, вместо душа просто умылась, вместо чистых распущенных волос заплела тугой высокий хвост (корни волос уже были не ахти), надела комплект одежды, висящий на тремпеле отдельно, и побежала завтракать. К тому времени, как я выполнила все утренние процедуры, у меня оставалось десять минут на завтрак, одевания в коридоре и выход до самого метро, где меня должна была ждать Ксеня. Вспомнила, что мы не в самых лучших отношениях, и стала сомневаться в нерушимости нашей договорённости встречаться каждое утро возле метро и ехать вместе. «Ничего не писала и не звонила. Значит, всё в силе». Едва яичница проскользнула в горло, я тут же запила всё чаем, без бутербродов, успев ещё обжечься, и убежала. Хотя знаете, с такими вот быстрыми сборами, я всё равно выглядела не такой уж и потрёпанной: джинсы, заправленные в очень лёгкие осенние сапоги до колен, рубашка белая классическая, джинсовая жилетка и плащ сверху. Вид был более-менее аккуратный. По крайней мере, нельзя было сказать, что я собиралась менее чем за полчаса. Правда, главное не особо привлекать внимание преподавателей – джинса у нас не в особом почёте, но я же в рубашке, так что не всё потеряно.

Я пришла к метро, а Ксени всё не было. Спустя десять минут она позвонила и сказала, что уехала раньше, с отцом. Чтобы отец подвозил её в лицей? Нет, в этом нет ничего такого удивительного в принципе. Вернее, не было бы, если бы офис её отца не находился в противоположной стороне города. Значит, либо она солгала мне, либо упросила отца. И ни один из этих вариантов мне не нравится. Злости особой на то, что она уехала без меня и даже не предупредила заранее, не было, потому что я-то знаю причину такого поведения.

К сожалению, те десять минут, которые я потратила на ожидание подруги, вышли мне боком: я опоздала на право, и теперь она меня не пустила. «Вы не впервые опаздываете. Останьтесь-ка за дверью, Скавронская». И что я смогла сделать? Вломиться в класс и получить двойку за поведение? Жалобно умолять её пустить на урок? Спорить с ней? Нет, увольте. Это всё бессмысленно. Так же бессмысленно, как стоять под дверью и привлекать к себе внимание. Мне пришлось уйти. В коридорах нельзя оставаться, к актовому залу не сходить, в столовую и кафетерий тоже нельзя. И куда мне идти?

Я дошла до мужского туалета, где когда-то состоялся разговор с практикантом и решила попробовать сесть на подоконник, как и он сидел. Довольно удобно. И спиной к стеклу можно облокотиться. Вот сижу я тут, в мужском туалете, где мне находиться запрещено. Но безопасно. И то только потому, что в женском – сразу искать будут. А я не хочу видеть никого из одноклассников. Мне стыдно, что я опоздала. Чувствую себя неловко от этого.

Через четверть часа я сидела уже без плаща. Он лежал на сумке, стоявшей рядом на подоконнике. А я повторяла историю, доучивая всё то, что не успела ночью. Но всё равно, сидеть в мужском туалете, куда ещё и преподаватели заходят – слишком опасно. Опомнилась я, только когда услышала голоса в коридоре, приближающиеся к уборной. Схватив в охапку сумку, плащ и конспект, залетела пулей в кабинку и закрылась. Сердце начало ещё сильнее стучать, когда открылась дверь в уборную, и вошло два человека. Судя по голосу, ученики. Кстати, достаточно

знакомые голоса. И пока они там о чём-то своём говорили, я старалась утихомирить гул собственного сердца, который раздавался даже в ушах и пульсирующей голове. Лишь бы они только не захотели кабинку открыть. Тогда станет ясно, что их мужские разговоры услышал кто-то ещё. А мне бы очень не хотелось попасться так глупо. Теперь и близко сюда не подойду. Что меня вообще дёрнуло здесь проводить время? «Самое безопасное место». Замечательно.

– …Егор. Ты бы видел, как он смотрел на отличниц, - практикантишку обсуждают? Может, не такие уж и плохие они ребята?

– А что такого? Он же умный, так что на них возлагает надежды, как и все преподы, - рассудительный такой. Может, выйти и познакомиться с ним?

– Да ты чо! Он так отрывается на Болонке, что умора, - усмехнулся. – А она, как собачонка, реальная Болонка, вьётся за ним. Только дурак не заметит, как все тащатся по нему. Даже Абрамова из 11-В.

– Похоже, я многое пропускаю, сидя дома с простудой, - огорчённо говорит. А мне нравится его голос. Интересно, он красивый? Блин, почему тут нет окошка?

– Ага. Ты знаешь Скавронскую? Она тоже из В. Чёрненькая такая.

– Ну?

– Так у них там, то ли мутки какие-то. Короче, никто ничего не знает, но они в открытую флиртуют и вечно срутся, как молодожёны, - не нравится мне этот сплетник в юбке. Я-то думала, что парни обсуждают только своих девушек, а они ещё и…. – Ты бы видел, что было на первом занятии в субботу.

– Что такое? – он спокоен, не реагирует никак. Никакого восторга и радости от обсуждения чужой жизни. Фух. Вздыхаю от облегчения оттого, что не хочу разочаровываться в этом парне: он пока что ведёт себя достойно.

– Ну, короче, Болонка такая злая была. Названивала мне и спрашивала, мол, как я думаю, спят они или нет. Прикинь, ха.

И тут меня окатило ведром ледяной воды. Я как бы понимала, что не должна этого слышать, но раз я в интернете вижу трёп о себе, то туалетные страсти – ничем не отличаются. Болонка. Надо же. Эта серая тухлая курица обо мне распускает слухи и трындит, с кем попало? Вот сука.

Не знаю, каким образом мне удалось высидеть весь их отдых в туалете, вытерпеть их трёп о себе, практиканте и ещё о чём-то там, но я запомню эту парочку не только по голосу. Сплетник курил какую-то гадость, от которой в горле до сих пор стоит ужасный привкус. Вишнёвый, что ли. Напридумывали этих сигарет со всякими ванилями, кофе и вишнями, а теперь стой и нюхай эту гадость. Я тебя найду, сплетник, теперь везде. По запаху.

Как только парни вышли, я тут же покинула свою кабинку, в которой задыхалась уже, и открыла окно, чтобы подышать чистым воздухом. Дверь туалета, конечно, закрыла. И оставалась я тут, пока гарь изо рта не исчезла. За пятнадцать минут до звонка, я с особой осторожностью покинула мужскую уборную и двинулась в сторону своего кабинета. На пути никто не попадался. Только шум доносился из некоторых аудиторий. В целом, я сидела и ждала на стуле звонка в вестибюле. Никого не боялась, никем не интересовалась, ни на кого не смотрела. Как только прозвенел звонок, я подождала, пока выйдет правовичка и вошла без лишних слов. Видеть и разговаривать особо не хотелось. Но, судя по всему, меня решили доставать сегодня.

– Доброе утро, Кать, - Олька, в хорошем расположении духа, подошла к моей парте. – Тебе просили передать, что с тебя доклад по праву. И да, доску надо вытереть, ты не забыла?

Почему её «ты не забыла» так меня раздражает? А, точно, она же, как Ксеня – мечтает о практиканте и одобряет всё то, что он делает или говорит. Кстати, о ней. Кравец молча сидела сзади, не поздоровалась и не шла на контакт никак. Обиделась за правду? Или за то, что я сказала это всё слишком прямо ей? Знаешь, Кравец, я реально сомневаюсь иногда, что у тебя есть мозги, раз ты думала, что я спокойно отнесусь к твоему вранью. А даже если ты и думала переключиться на Костю, так надо было гнуть дальше свою линию, а не тут же сдавать позицию. Слабохарактерная особь ты, Ксюша.