?Когда истина лжёт

W.o.l.f.r.a.m.

Жар. Похоть. Гнев. Стеснительность. Желание.

Тело вспыхнуло. Привкус гари во рту. К горлу подступило вспыхнувшее внутри меня пламя. Оно появилось где-то из низа живота, из самих бёдер. Поднималось выше с каждой секундой, застревало в лёгких, в сердце, не давало думать. Стало трудно дышать. Грудь вздымалась и опускалась. Часто и явно. Никак не могу надышаться. Кто-то забирает у меня воздух. Давит, прижимает к двери. Словно хочет расплющить. Егор…. Я слышу его дыхание. Такое же отрывистое, глубокое и частое. Ему, как и мне, не хватает воздуха. Он сконцентрирован и пытается успокоиться. Но чем больше, тем сильнее я чувствую то, как он прижимает меня к двери. Вся сжатая, пытаюсь выбраться. Нельзя допустить. Голова кружится. Он задевает своими бёдрами мои. Вздрагиваю от непонятного приятного ощущения. Боюсь его. Оно слишком хорошее. Чувствую раскалённый уголь внизу живота, и дышать становится ещё тяжелее. Начинаю вдыхать воздух ртом и выдыхаю ему в шею. Чёрт. Он нервно дёргается и переводит сфокусированный, ошарашенный

взгляд на меня. Прячу глаза. Стараюсь дышать носом, но он уже чувствует малейшее дуновение на своей шее. Кадык и ключицы – сквозь тонкую рубашку он чувствует моё дыхание, а мне становится невыносимо жарко. Я стесняюсь такой близости, потеряв всякий страх. Бёдрами Егор вжимает меня в дверь, и вся нижняя часть моего тела начинает странно двигаться. Из стороны в сторону, словно пытается освободиться. Попалась. Я в тисках. Непонятных, дрожащих, манящих. Чем больше двигаюсь, тем больше ощущаю его давление. И ещё что-то твёрдое, рельефное. Меня кидает в жар, и я не понимаю, что со мной происходит. Все мои движения бёдрами он повторяет. Не даёт освободиться из этого плена. Мы двигаемся вместе, стираем одежду, расширяем границы. Я всё лучше ощущаю его тело под одеждой. Краснею. Расслабляю ноги, и он пользуется этим. Нет. Только не так. Его нога разводит мои и упирается коленом в дверь. Только в одном месте – он давит всего в одном месте. Чувства обострены. Именно там я хочу его чувствовать. Не могу позволить. От каждого движения вздыхаю. Он играет. Всё ближе слышу выдохи. Его дыхание касается уха, виска, скулы, щеки…. Оно уходит куда-то из моего поля зрения. Я не вижу его губы, я чувствую его дыхание совсем рядом. Нет, только не это. Только не сейчас. Он смотрит мне в глаза. Не моргает. Пытаюсь выдержать его взгляд и срываюсь. Слишком тяжёлый. Слишком взрослый. Слишком обдуманный. Внутри кто-то сжимает все органы от представления, что может произойти. Голова разрывается на куски. Становится совсем невыносимо. Открываю рот и выдыхаю скопившийся в лёгких воздух. Вдох. Выход. Вдох. Его грудь касается моей. Мы дышим в унисон. Вдыхаем и выдыхаем одновременно. Не касаемся грудью. Касаемся. Не касаемся. И момент, который сводит с ума, едва чувствую сквозь одежду его тело. Оно рядом. Оно имеет запах. Не только парфюма. Я теряю рассудок. Постепенно. Под этим взглядом. Я теряю себя. Вдыхаю его выдох и позволяю ему вдыхать свой. Мы слились воедино, дышим, двигаемся, смотрим. Он опускает руки. Не позволяет уйти. Берёт за запястья и заводит их мне за поясницу, заставляя выгибаться вперёд, к нему. Животом чувствую его тело без одежды. И хочу быть без одежды. Но её уже нет. Будучи в одежде, я знаю его тело и без неё. Выгибаюсь ещё сильнее, отводя голову дальше, чтобы разорвать связь дыхания. И не могу. Он следит за мной. Наклоняется. Загоняет в угол. Я в его власти. Бёдра. Живот. Грудь. Шея. Мысли. Глаза. Я в его власти. Сладостная ватная дымка окутывает моё сознание. Бёдра льнут к нему. Вздрагиваю. Всякий раз хочу ощущать эту приятную тень наслаждения между ног. Руки изнывают сзади. Объятия. Он обхватывает мои плечи. Вижу его так близко, как никогда. Хочу быть здесь и сейчас. Всегда хотела. Его дыхание обжигает мои губы. Но я хочу не губ. Выгибаюсь в шее, подставляя её под дыхание. Это не ошибка. Я хочу чувствовать твоё дыхание на шее. Я хочу иметь что-то твоё у себя. Чувствительность шеи выше – я запомню тебя лучше. Твой запах. Твою близость. Тебя. Хотя бы на шее. Тело горит, а я хочу вечно чувствовать твоё дыхание на шее. На ключицах. На груди. Ты знаешь мою грудь так, как никто. Ты её чувствовал. Ты её изучил. Ты её узнал. Отодвинь воротник рубашки. Расстегни пуговицу. Ещё ниже. Ключицы. Подари мне своё дыхание. Подари мне себя. Разворачиваю голову и тихо дышу ему на ухо. Аккуратно, истомно, глубоко. Ослабляет хватку рук и давление своего тела.

Я могу уйти.

Могу. Но не хочу. Хочу быть здесь и сейчас. Надолго запомнить этот момент. Сладкая истома. Наслаждение. Страсть. Мысли сливаются в единый комок ощущений. Егор резко прижимает меня к двери. Смотрю ему в глаза. Они рядом, прямо передо мной. Пристальный, пылкий взгляд. Глубокий. Откровенный. Жестокий. Властный. Взрослый. Он не видит меня. Мы сейчас не в классе. Мы не в этих нарядах. Мы обнажены. Мы просто существуем вместе. Он видит меня без даты рождения. Он видит меня. И я не ученица. Я сейчас… девушка.

========== Глава 4. ==========

У автора близятся трудовые будни, так что выкладывать главы слишком часто не смогу. Скорее всего раз в неделю буду.

Эта глава далась мне непросто. Она построена больше на диалогах и является своеобразной прелюдией к тому, что будет дальше. Поэтому прошу сильно не ругаться, если кое-где ваши ожидания не оправдались.

Наслаждайтесь)

____________________________________

Мы стояли всё также. Близко. Касались друг друга телами. Чувствовали дыхание друг друга. Видели друг друга совсем рядом. Егор познакомился со мной ближе, чем с любой другой ученицей. Странное ощущение – превосходство. Как бы ни раздражал этот ублюдок время от времени, но не согласиться, что мне было приятно, я не могла. Это было то приятное ощущение своей уникальности, которое обычно бывает у эгоистичных и самовлюблённых. И знаете, меня не огорчал такой диагноз. Да и сейчас это не играет никакой роли. Какое мне дело до сотни влюблённых

девиц, когда я неповторима, и только со мной он здесь, сейчас и так близко. Но вернёмся в аудиторию.

Каким образом и через сколько минут мы остановились, я не знаю. В какой-то момент Егор просто убрал своё колено, отпустил руки и отошёл на шаг. Он по-прежнему тяжело дышал. По-прежнему смотрел мне в глаза. По-прежнему чувствовал, как я дышу. Он вздрагивал всякий раз, когда раздавался мой слишком глубокий выдох. Ему становилось лучше. Прояснялся разум, и эмоции покорялись. Самообладание к нему вернулось быстрее, чем ко мне. Я же успокоилась не сразу. Он отошёл, а я всё ещё чувствовала какие-то прикосновения к шее, дыхание на губах, тиски на запястьях. Их не было на самом деле, но ощущение близости до сих пор призраком витало вокруг меня и этого самого места, у этой двери. Всё тело продолжало гореть огнём, только пламя угасало уже. Каким образом нам удалось остановиться? Наверное, я сейчас подозрительно оптимистична.

На деле, ничего не могло произойти. Мы в лицее. Мы – это ученица и почти учитель. С разницей в шесть лет. С разницей в социальных статусах. С разницей, которой почти не было, в характерах. После того, как я увидела его так близко, как он испытал передо мной такие чувства, я не могла не заметить того, как хорошо его знаю, о скольких вещах догадывалась и сколько общего у нас. Пожалуй, рассказывать об этом всём слишком рано. Я бы хотела проверить на практике свои заметки.

Слишком бесчувственный монолог.

На самом деле я просто пытаюсь казаться такой, какой не являюсь. В тот момент во мне было столько эмоций, столько гормонов, столько вожделения, что я едва ли могла соображать. Мы просто смотрели друг на друга, иногда моргая, словно убеждались в том, что всё ещё помним, берём власть над собой и держим дистанцию.

Её мы сдержали. Как только за дверью стали слышаться слабые разговоры, мы пришли в себя. Постепенно начали заниматься своими делами: я вспомнила, что должна была пойти домой, уже написала Косте, и все мои вещи здесь, в 306-й. Егор Дмитрич достал из кармана пальто сигареты и зажигалку, подошёл к окну (пластиковое), открыл его настежь и присел на подоконник, как некогда в уборной.

– Никому ни слова, - после сильной затяжки произнёс практикант, выдыхая дым и ртом, и носом.

– Мы оба знали, на что идём. Ведь так? – я говорила устрашающе просто.

Взрослый мужчина уделил мне столько внимания. Если с ним ребячиться и строить из себя недотрогу, то попадусь в очередную ловушку его обаяния. За взрослые поступки отвечать надо по-взрослому. И давайте будем откровенными, в семнадцать лет сердце, может, и трепещет, как от первой любви, но не знать, что следует за этими сердечными муками и духовными отношениями – слишком по-детски. Старая советская закалка, когда узнать о сексуальных отношениях можно было только из разговоров со слишком откровенными родителями или из учебников по анатомии. Как тривиально. Нынешнее поколение более мобильно. Поэтому и я была подкована в этой теме неслабо, что и привлекло внимание практиканта. Ведь в его глазах я ученица, младше него самого и, скорее всего, несмышлёныш женского пола с обычным гормональным выбросом.

– Ничего не было, Скавронская. Не преувеличивай, - сосредоточившись на сигарете, говорил практикант. – Поняла?

Пытается убедить меня поверить ему на слово, чтобы информация не просочилась дальше нас двоих и этой комнаты. Он действительно оплошал. Причём, дважды. Первый раз, когда пригрозил родителями, а второй – сейчас. Мне даже жаль огорчать его, что я прекрасно осведомлена в этом. Но говорить о том, что находится ниже пупка и вообще вдаваться в такие подробности, не собираюсь. Незачем ему знать это. Нельзя позволять узнать о себе что-то компрометирующее. Хотя, если честно, тут сейчас столько компрометирующего было, причём, конкретных доказательств. И про то, как я чувствовала желание, и про то, как хотела себе оставить на память его дыхание на шее, и про то, что я позволила ему так с собой обращаться и даже никак не сопротивлялась. «Дрянная физиология». Так обычно я бы ответила, но нет, признаю, что мне действительно было хорошо, и это смущает, мои отношения и возможное развитие этих даже-не-знаю-как-назвать. Не совсем объятья. Но и он повёл себя не хуже моего. Так что мы квиты.

– Только хотела вам это сказать, - я вела себя странно, знаю. Я бы сказала, что моё собственное поведение после того, как чувства обострились и стали такими близкими к наготе, меня раздражало. Оно слишком простое. Словно и, правда, ничего не было. Мы просто мило общались и изучали анатомию тел друг друга. Всего лишь.

Историк отвлёкся от своей сигареты и любования пейзажем, взглянув внимательно на мою, скромно стоящую персону с вещами в руках. В его взгляде было не удивление или разочарование – он был озадачен и даже озабочен моими словами.

– Что такое, Егор Дмитрич? – пытаясь, как можно беззаботнее, поинтересоваться, спросила я.

– Ты снова ко мне формально обращаешься, - выпуская клубы дыма, заявил он, а затем выбросил окурок в окно.

– Того, что «ты сука и сволочь», это не меняет, - я легко улыбнулась с намерением взбесить своей легкомысленностью и простотой этого человека. А почему бы нет? Покажу свою наивность и непосредственность – авось и он серьёзно не станет отвечать на эти «объятья» никакими словами, взглядами и жестами. Иначе сплетни начнут оправдывать себя.