?Когда истина лжёт

W.o.l.f.r.a.m.

Положив свой бардовый плащ рядом с его пальто, поставила сумку и достала телефон. Пусть будет в руке. Подошла к нему, стоящему около учительского стола и пристально смотрела в глаза. За дверью слышались крики и лёгкий шум. В основном, сейчас все идут в столовую, так что тишиной мы почти обеспечены. Без обиды, ярости и любого другого чувства смотрю в его непонимающие глаза. У меня на лице – белая поглаженная простыня. Ни единой складки, чтобы понять, что здесь было. Пустошь.

– Попробуй теперь угадать, о чём я думаю, - ясный голос, не хриплый, не нервный, ровный и бесцветный.

Заминка. Он смотрит на меня и не может понять, что происходит. Вижу. Стиснул

зубы и опирается ягодицами о стол учителя, складывая руки на груди.

– И что это было только что?

– Это я у тебя спрашиваю: что это только что было, - насильно выделяя обращение, говорю я. Без желчи и скептицизма.

– Скавронская, я тебе не русским языком объяснил, за что тебе «три»? И вообще, с каких пор ты мне «тыкать» вздумала? – раздражается. Увлечён моими условиями игры.

– Сука ты, Егор, - так легко мне эти слова ещё никогда не давались. Никому не говорила такого, но не думала, что высказать свои мысли ему в лицо будет так просто.

– Что ты сказала? – его лицо покосилось от неожиданности и внезапно вспыхнувшей злости. Ещё бы. Столько провокационных чувств на мои, не менее провокационные, слова. Сопротивления много – ты же любишь себя. Так что давай, злись. Я разрешаю. – Повтори немедленно, что ты сказала, Скавронская!

– У тебя проблемы со слухом? – пауза, чтобы он переварил эту информацию и очередную порцию наглости. – Давно был у своего частного лора?

– Скавронская, ты охренела? – не ударишь ты меня. Не старайся. – Как ты такое учителю посмела сказать?!

– А ты разве учитель? – я вижу, как мелькают в его глазах искры ярости. Не реагирую на это. Пусть сам довольствуется своим неистовством. Этот праздник жизни предназначен только для одного.

– Скавронская, хочешь вылететь из лицея? Что скажут твои родители на это? Ты ведь отличница…

– Считать, что все отличницы – это прихоть исключительно родителей, очень серьёзная ошибка с твоей стороны, Егор, - а мне нравилось называть его по имени, видеть, как белеют его губы всякий раз, как я говорю это с такой простотой. Он-то привык, чтобы его имя произносили с обожанием, во время поцелуев, объятий, чтобы его кричали во время секса, чтобы кричали о своей любви к этому великому игроку чужими жизнями. И тут его имя, обычное на самом деле, звучит так же просто, как «Абрамова» или «Леонов».

– А с твоей стороны было плохо не сообщить мне о твоём отсутствии, - м, пытается взять обладание над своими эмоциями. Ухты, как интересно. Спаривание муравьёв и то занятнее будет.

– Заявление от родителя лежит на столе у секретаря и подписано лично директором. Хочешь взглянуть – иди, - кивая в сторону двери, говорю я.

– Ты должна была показать это заявление лично, либо отпроситься у меня. Так что твои заявления к директору меня не касаются.

– Это не моё заявление, а ты не директор и даже не зам по учебной части, чтобы ставить тебя в известность, - что-что, а эту процедуру я знала отменно. И не тебе, мразь, мне указывать, что делать.

– Ты слишком борзая, Скавронская. Фильтруй разговор, - м, условия он мне ставить вздумал. Как унижать перед людьми, так он первый. А как только я начала себя вести с ним так же, как и он со мной, так всё, «фильтруй разговор» сразу.

– С какой стати? Ты не учитель для меня. Не вижу причин менять своё отношение к тебе, - давить тебя приятнее гораздо. Наверное, я всё-таки садист.

– Жалею, что ты девушка. Разбить бы тебе нос, чтобы не совала его не в свои дела. Но я девушек не бью, - угрозы. Как оригинально.

– Пожалуй, это единственное,

что в тебе осталось хорошего.

– Скавронская, вон отсюда. И не попадайся мне на глаза, - он указал пальцем на дверь, и в глазах снова мелькнула рвущаяся наружу ярость.

– Иногда ты мне кажешься таким уродом, что дышать с тобой одним воздухом противно. А потом я вспоминаю, что ты по натуре урод, и успокаиваюсь, - я не сдвинулась с места, беспечно глядя себе под ноги, словно говорила о какой-то малозначимой безделушке.

– Ну, так не дыши, - нервозность вылезла наружу. И желание избавиться от меня.

Правильно. Почему бы так и не поступить? Задерживаю дыхание, уставившись в окно. Пауза затягивается. Грудь не двигается, а перед глазами уже возникают чёрные точки.

– Идиотка, - он подошёл, схватил меня за плечо и с силой сжал. – Так ты не умрёшь. Хочешь свести счёты с жизнью – сделай это тихо. Кому ты нужна? Тебя никто не остановит. Кому нужна твоя жизнь, а?

– Тебе.

Я перевожу пустой взгляд на него и постепенно начинаю растворяться в этой близости. Он касается моего плеча, сжимает его. Я чувствую силу и беспокойство за меня. Рядом, он совсем рядом. Почему мне так приятно ощущать прикосновения этой сволочи? И почему я не вижу сволочь? Что это за странная реакция на мои слова? Недоумение. Приятное, раз его лицо не искажается в гримасе садистской усмешки. Тяжёлое, грузное. Оно давит на меня. Снова не хватает воздуха и становится душно. Вся моя одежда, кажется, пропиталась потом. Это не переживания, не озноб, это что-то другое. Я вспотела от чего-то непонятного. Мне хочется расстегнуть жилетку и рубашку. Нужен кондиционер или вентилятор. Хотя тетрадка в роли веера тоже подойдёт. Что угодно, лишь бы не истекать от этой близости.

Егор берёт меня за руку и тащит к выходу. Я мокрая. Чувствую, как всё лицо горит. Ещё немного, и пот ручьём будет стекать по лицу, пачкать одежду. Хочу схватить сумку, чтобы вытереть лицо платком, но он не даёт. Слишком цепко держит меня за запястье и тащит. Подойдя к двери, он не открывает её, а силой разворачивает меня и с характерным звуком заставляет упереться в неё затылком, плечами и ягодицами. Запястья всё так же сжимает, болью заставляя меня придти в себя и слушать то, что он собирается сказать.

– Скавронская, ты меня не поняла в прошлый раз? Я сказал тебе не думать обо мне. Что я сделал такого, что ты так себя ведёшь? – будь я в здравом уме, у меня появились сомнения, что это он сказал. Но нет. Ощущения туманности вокруг обволакивает. Я чувствую только дверь сзади себя и немеющую конечность.

– Сука ты, Егор, - чётко произношу заученную фразу, без улыбки, но явно нетрезвым разумом, потому что обморок подступает.

Он отпускает резко мою руку и ладонями бьёт по двери рядом с моей головой. Я не чувствовала страха или опасности, я была, как под каким-то препаратом. Но этот шум… Будто проснулась от кошмарного сна. Прижатая к двери, которая вот-вот может открыться, я стою, не смея пошевелиться, потому что руки с двух сторон не дают мне убежать куда-нибудь. Потому что эта близость…. Её не должно было быть. Она – запретна. Егор, разъярённый, разгорячённый, взъевшийся, с ледяной яростью испепеляет мои глаза. Он делает последний шаг ко мне навстречу. Страсть так легко спутать с яростью. Слишком легко. Я вжалась спиной в дверь. Раствориться в ней и не видеть этого пугающего взгляда. Моё тело боится его касаний. Этих взрослых касаний. Пока между нами была дистанция, я могла руководить собой – как только её не станет, что-то случится. Определённо. И её не стало.