Когда мы встретимся вновь

Ellada

Кэтрин чуть нахмурилась, очевидно, досадуя на собственную недогадливость, и согласно кивнула.

– Вы правы. Пойду поищу ее. Передайте, пожалуйста, просьбу доктора остальным, – развернувшись, она поспешила к выходу.

Жоа молча проводила ее взглядом, она выглядела спокойной и уверенной, и лишь меж тонкими красиво изогнутыми дугами темных бровей пролегла едва заметная морщинка задумчивого беспокойства.

«Зачем доктор Люмьер собирает всех, кто не занят на дежурстве? Что такого важного могло случиться?»

Спустя четверть часа в кабинете доктора Люмьера было не протолкнуться. Хотя на самом деле здесь собралась лишь меньшая часть медсестер, но из-за тесноты и весьма ограниченного пространства комнаты складывалось впечатление, что началось настоящее столпотворение. Тихие удивленные голоса женщин смешивались в единый нестройный гул. Антуанет пробралась к столу, где в своем любимом кресле восседал доктор Люмьер, на лице которого красовалось

привычное невозмутимо-хмурое выражение, но в голубых глазах, прячущихся за сверкающими стеклами очков, светились тревога и беспокойство.

– Доктор Люмьер, здесь все, кто сейчас свободен, – тихо доложила она.

Старичок мельком взглянул на нее и нахмурился еще сильнее, седые брови мрачно сошлись над его переносицей, а морщины на лбу и в уголках рта стали глубже и заметнее.

– Хорошо, – пробормотал он, вставая. Выпрямившись во весь своей небольшой рост, он медленно обвел взглядом собравшихся женщин и громко объявил. – Попрошу минуту внимания!

В комнате, как по мановению волшебной палочки, воцарилась гробовая тишина.

– Времени у нас не так много, поэтому я буду краток. Нашему госпиталю предстоит передислокация. Те, кто работает здесь с начала войны, – он бросил быстрый взгляд на спокойное застывшее лицо Антуанет, – уже проходили через это и имеют представление о том, как проходят подобные мероприятия, и о трудностях, которые нам предстоят. Наша задача еще более осложняется тем, что передислокация будет проходить по очень сложному и… – он сделал паузу, – …опасному маршруту. Почти рядом с линией активных боев. Поэтому работать придется в еще более суровых и сложных условиях, чем были здесь. Наша задача – доставить раненых в новое место расположения госпиталя и по возможности не допустить ухудшения их состояния. Врачи уже оповещены. Вам нужно немедленно заняться подготовкой раненых к отправлению, а также пройти соответствующий инструктаж. Мадемуазель Делакруа, решение всех организационных вопросов по проведению инструктажа, подготовке раненых и наблюдению за ними в пути я возлагаю на вас.

– Хорошо, доктор, – последовал незамедлительный ответ. – Я немедленно займусь этим, – голос Антуанет звучал тихо, ясно и абсолютно спокойно. – Это все?

– Да. Машины придут через два часа. Можете идти.

Сопровождаемые Антуанет медсестры молча покинули кабинет, но теперь на лице каждой из них лежала печать тревоги и беспокойства.

Спустя несколько часов…

Колонна медленно ползла по скользкому грязному бездорожью. Прислонившись щекой к холодной металлической перекладине крытого кузова, Антуанет безразлично смотрела на проплывающую мимо изрытую рытвинами и воронками землю, едва прикрытую кое-где тонким слоем недавно выпавшего первого грязно-серого снега. Раскинувшееся над головой небо было каким-то бесцветным, высоким и холодным, словно сделанным изо льда. Белесо-мутная гладь уплывала к горизонту и сливалась с серо-черной бугристой бесконечностью поля, поросшего кустарником, чьи облетевшие ветви, словно воздетые в мольбе руки, были устремлены вверх и слабо дрожали на ветру. Воздух вокруг был таким же мутновато-серым, словно подернутым туманной дымкой, и, казалось, был напоен звенящей тишиной, равнодушием и тоской. Изредка начинал сеять мелкий, почти невидимый снег. Вздрагивая и покачиваясь, машины медленно продирались сквозь мутную пелену, наполняя воздух тихим урчанием моторов и хлюпаньем грязи под тяжестью колес. Двигаться не хотелось. Разговаривать тоже. Большинство раненых дремали, убаюканные мерным покачиванием машины. Антуанет и саму клонило в сон, но она подавила это желание. Она боялась снов. Яркие, красочные и такие похожие на реальность, они больше не приносили желанного покоя, а лишь мучили воспоминаниями и мечтами, которым не суждено было сбыться. Напоминали об утрате. После той ночи в палате для безнадежных военно-полевого госпиталя 1480 Антуанет почти не спала, сознательно и намеренно выматывая себя работой до такого состояния, когда утомленный мозг просто отключался, и она ненадолго проваливалась в странную черно-белую дремоту между реальностью и снами, где не было ни того, ни другого, потому что на них не оставалось сил. Но и здесь были воспоминания. Даже здесь они находили ее, растравляя и без того незаживающую рану и заставляя сердце рыдать кровавыми слезами. И когда боль становилась невыносимой, она вновь всплывала к равнодушному серому свету холодной, жестокой реальности, и все начиналось сначала. Словно бег по замкнутому кругу, из которого не было и не могло быть выхода. Она убегала. Убегала от тьмы, преследующей ее по пятам, под глухим покровом которой таились боль, тоска, безумие и… смерть. Но у нее почти не осталось сил. А внутри все громче и отчетливее, заглушая все чувства и эмоции, звучал голос тоски и усталости.

Выпрямившись, она тряхнула головой и потерла глаза, чтобы прогнать дремотную дымку. Усталое оцепенение медленно отступило, но тут же обрушилось вновь, властной рукой смыкая веки. Длинные темные ресницы дрогнули и медленно поползли вниз.

Но тут странный звук привлек ее внимание. С силой тряхнув головой, Антуанет открыла глаза и прислушалась. Звук повторился. Необычный, очень тихий, словно отголосок эха далекого воя, он шел откуда-то сверху и постепенно усиливался. Антуанет подняла голову, всматриваясь в бескрайнюю мутно пелену серых туч и падающего снега, но ничего не увидела. А звук приближался, нарастал, превращаясь в нестройный воющий гул. Машина вздрогнула, дернулась и замерла на месте.

«Что происходит?» – Антуанет удивленно выглянула наружу.

– Всем немедленно покинуть машины!!! – долетел до нее крик доктора Люмьера, в котором явственно прозвучала тревога. – Немедленно! Выводите раненых!!! Отводите их подальше от машин, к кустарнику!!! Как можно дальше от машин, слышите?! За дело!!! Быстрее!!! Шевелитесь!!!

Его крик был прерван странным воющим свистом, а затем послышался взрыв, земля содрогнулась, и справа от машины, возглавлявшей колонну, взметнулся столб грязи.

«Самолеты… Они обстреливают нас с воздуха! – Антуанет побледнела, а ее глаза ошеломленно расширились. – Господи, они что, совсем с ума сошли?! На машинах же красный крест! Здесь только раненые».

Стрекот пулемета и тонкий свист пуль, пропахавших землю справа от остановившейся колонны, привел ее в чувства.

– Кенди, Жоа, выводим раненых! – скомандовала она привычным невозмутимым тоном, словно вокруг не происходило ничего особенного. – Я и Кенди спускаемся вниз. Жоа, ты остаешься в машине и помогаешь здесь. Все, кто в состоянии передвигаться самостоятельно, пусть отходят подальше от машин. После того, как выведем всех из этой машины, переходим к следующей! За дело!

Девушки спрыгнули на землю, и работа закипела. То же происходило и возле остальных машин колонны. Медсестры помогали раненым выбираться, отводили их подальше и снова возвращались. Особенно трудно было с лежачими больными, но ими занялись врачи во главе с доктором Люмьером, чей уверенный громкий голос то и дело летел над полем, перекрывая грохот взрывов. Земля содрогалась, а в воздух взмывали комья грязи и снега, все вокруг заволокло черным удушливым дымом.

Подхватив под руку очередного раненого, Кенди направилась к раскинувшемуся в стороне кустарнику. Как ей помнилось, у этого пациента была глубокая осколочная рана в бок, поэтому двигаться пришлось медленно и осторожно, чтобы ненароком не повредить внутренние швы. Добравшись до места, она помогла ему сесть на расстеленное на земле одеяло и уже хотела снова вернуться к машине, когда сверху донесся жуткий вой, а еще спустя секунду что-то тяжело ударило в землю как раз между нею и машиной. Раздался грохот, в небо взметнулся столб грязи, а еще через мгновение Кенди показалось, что в нее со всей силы врезался чей-то огромный невидимый кулак, и она полетела на землю, которая вдруг словно ожила и заходила ходуном, подобно морским волнам во время шторма. Все вокруг снова заволокло дымом, да таким густым, что на расстоянии двух шагов ничего не было видно. Совершенно оглушенная, Кенди с трудом подняла голову и медленно, словно пьяная, повела взглядом по сторонам. Она ничего не слышала и лишь смутно ощущала, как содрогается под ней земля. Окружающий мир плыл перед глазами, тая в мутной туманной дымке, а в ушах стоял странный звон, как если бы где-то вдалеке звенели маленькие серебряные колокольчики. И этот настойчивый звон отзывался болезненным эхом в голове. Кенди поморщилась. Немалым усилием воли, но ей все же удалось встать на ноги. Тело было непослушным и ватным, колени дрожали. Пошатываясь, она замерла на месте, пытаясь справиться со слабостью и унять головокружение и внезапно подкатившую к горлу тошноту. Головная боль усилилась, звон в ушах нарастал. Зажмурившись, девушка прижала ладони к вискам и несколько раз глубоко вдохнула. Стало легче. Она снова открыла глаза и быстро моргнула несколько раз. Туман перед глазами начал рассеиваться, впрочем, как и черная пелена вокруг. И хотя голова все еще продолжала кружиться, а в ушах шумело, она наконец-то ощутила, как тело мало-помалу начинает слушаться приказов мозга, а мысли приходят в порядок, и тут же повернулась к машине. Как ни странно, взрыв не задел ее, но чуть в стороне, как раз на середине пути, по которому Кенди отводила раненых, красовалась внушительная черная воронка, на самом краю которой лежала.

– Антуанет!!! – ее крик эхом разнесся по полю.

Забыв обо всем, Кенди бросилась к ней, не замечая выстрелов и взрывов, распахивающих землю, но все еще непослушные ноги двигались медленно, то и дело норовя запутаться или зацепиться о какую-нибудь кочку или ямку, а то и вовсе друг за друга. Пошатываясь, неуклюжей хромающей походкой она кое-как добралась до старшей медсестры, над которой уже склонилась Жоа. Антуанет лежала на животе, раскинув руки. Ее глаза были закрыты, а бледное лицо ярким пятном выделялось на жгучей черноте земли и было каким-то неестественно белым. Серая косынка сбилась назад, и каштановые, отливающие медью пряди ореолом рассыпались вокруг ее головы, смешиваясь с рухнувшими сверху комьями грязи и снега.