Когда мы встретимся вновь

Ellada

Нил быстро выбился из сил. Никогда ему еще не приходилась участвовать в такой бойне. Именно бойне, ибо он понимал, что бьется за свою жизнь. Нет, не за жизнь. Жизнь осталась в прошлом. Теперь он сражался за существование. За право дышать спертым воздухом тюремной камеры и видеть сквозь зарешеченное окно клочок грязно-серого неба. Удары сыпались один за другим, боль огненными струями разливалась по телу, туманя голову, кровь заливала глаза. И внезапно на него накатила ярость. Словно раненный медведь, она поднималась в нем ослепляющими волнами, затопляя все вокруг. Один за другим они проходили перед ним. Их лица издевались над ним, а затем отворачивались и уплывали в темноту. Терри

с хлыстом и насмешками в колледже Святого Павла. Кенди, кричащая, что никогда не выйдет за него. Мадам Элрой. Альберт и мать. И, наконец, Элиза. Элиза, вынесшая ему приговор своим нежным голосом. Он ненавидел их всех, но ее он ненавидел больше всех. Он чувствовал, как ненависть накрывает его ледяной черной волной. Он бросился вперед, но она была быстрее. Черный водоворот закружил его, взорвавшись хаосом боли и ярости. Беспощадной смертельной ярости. И желания. Одного-единственного желания – выжить. Выжить любой ценой! И Нил понял, что больше не чувствует боли. Они били его. Он чувствовал их удары, которые становились все чаще и сильнее. Уклоняться становилось все труднее. Он резко отступил к стене и поднял голову, откинув с лица прядь волос, намокшую от крови.

И тут он поймал взгляд Креста. Он смотрел прямо на него, но в его глазах не было ничего кроме холодного равнодушия. Нил выпрямился, чувствуя, как боль и гнев душат его. Они подходили все ближе. Их лица смешивались с лицами тех, кто предал его, отвернулся от него. И тогда он ударил первым. Он бил и бил. Не глядя. Не думая. Он бил изо всех сил. Со всей ненавистью. Со всей яростью. Бил тех, кто был в прошлом. Бил тех, кто стоял перед ним. Кровь заливала глаза. Он больше ничего не видел. Ничего не чувствовал. Он не слышал, как в камеру ворвались «псы Стэнтона», не чувствовал их ударов. Он не почувствовал и того, последнего, удара, который заставил его пошатнуться и опуститься на колени. И тогда, убегая от наваливающейся на него тьмы, собрав все силы, он выпрямился и нанес последний удар.

– Черт побери!!! – в ярости орал Трикс. – Он едва жив!!! В лазарет его!!! А вас я сейчас всех в порошок сотру, грязные ублюдки!!! Гниды!!!

Охрана вынесла бесчувственное тело Нила. Железная решетка захлопнулась, и в камере воцарилась тишина.

– Вы видели? – внезапно произнес Штопор, вытирая кровь. – Нет, вы видели?! Вот это дрался!!! Кто бы мог подумать? Выглядит белоручкой, а дрался хлеще, чем пьяный портовый грузчик!

Крест чуть улыбнулся. Он вспомнил взгляд Нила. Тот взгляд, когда он отступил к стене, понимая, что отступать больше некуда. Взгляд перед тем, как он ударил.

– Он усвоил первый закон жизни, – пробормотал он.

– И какой же это закон? – Штопор с интересом уставился на Креста.

– Выжить, – спокойно ответил тот, глядя в тусклое серое небо. – Выжить любой ценой.

– М-м… – задумчиво протянул Штопор. – Может быть, этот Лэганн не так уж плох?

– Я слышал, как Роджерс говорил, что он не желает, чтобы его называли Лэганном, – вступил в разговор другой заключенный.

– С чего бы это вдруг? – Штопор обернулся и удивленно посмотрел на него. – Слышь, Снип, а ты это верно расслышал?

– Вернее не бывает. Я же не глухой.

– Странно. С чего бы это он?

– Предательство семьи, – тихо прошептал Крест.

– Чего? – недоуменно протянул Штопор.

– Да так. Это философия. Сложные материи. Тебе не понять.

– Ну, раз он не хочет, чтобы его называли по фамилии, значит, нужно придумать ему имя, – провозгласил Штопор, благоразумно решив оставить его ответ без внимания.

– Есть предложения? – насмешливо улыбнулся Крест.

– Есть, – вызывающе нахохлился тот. –

Кардинал.

– Кардинал?! А чё это такое? – поинтересовался еще один заключенный по фамилии Джексон.

Джексон был высоким худощавым парнем. Ему было не больше двадцати пяти, но из-за морщин и седой полосы в темных жидких волосах он казался гораздо старше.

– Эх, ты, – снисходительно усмехнулся Штопор, моментально обретая важный и умный вид. – Вот когда я работал на «Марте» – корабль, значит, такой был – наш капитан был страшно ученым. Он нам книжку читал. Там, значит, этот самый и был. Кардинал. Кардинал, парень, – это важная птица!

– Кардинал – это должность в иерархии католических священников. Высокая должность, – спокойно пояснил Крест, перебивая его. – В прошлом они принимали значительное участие в государственной жизни. Во Франции многие из них были выдающимися государственными деятелями.

– Вот!!! – важно протянул Штопор. – Я же говорю – важные птицы!

Крест усмехнулся, но промолчал.

– Ну, ладно. Значит, он будет Кардинал, – уважительно протянул Джексон.

– Кардинал, – прошептал Крест, словно пробуя это слово на вкус, и усмехнулся своим мыслям.

Темнота. Вокруг снова царила удушливая непроглядная тьма. Она неотступно преследовала его, и где-то внутри нее, путаясь в ее холодных шлейфах, он снова и снова дрался с ними. Он дрался и дрался. И его бой был бесконечным. И лишь Она приносила облегчение. Кто она, он не знал, но ее прикосновение прогоняло жар и заставляло их отступать, оставляя его в покое. Всякий раз, когда приходила Она, он пытался открыть глаза, но ничего не получалось, поэтому он не знал, как Она выглядит, но одно он знал точно – у Нее были волшебные руки. Потом Она уходила, и они снова набрасывались на него, словно голодные псы, терзая его плоть.

– Вернись!

Нил с трудом открыл глаза и огляделся. Он лежал в маленькой, но чистой комнате, в постели, укрытый простым, но теплым одеялом. Рядом с его кроватью стоял высокий столик. Он был настолько высок, что Нилу никак не удавалось разглядеть, есть ли на нем что-нибудь.

«Где я?»

Он попробовал встать. Движение отозвалось острой болью во всем теле. Отказавшись от этой мысли, он замер и расслабился – боль немного утихла. Осторожно повернув голову, он увидел окно. Оно было забрано решеткой, как и окно камеры, но поверх уродливых скрещенных металлических стержней красовалась белая занавеска.

«Странно».

В этот момент в двери раздался шум поворачиваемого ключа, а затем она с шумом распахнулась и на пороге появилась Она. Хотя он не знал, как Она выглядит, но точно знал: это Она, его фея, одно присутствие которой приносило несказанное облегчение.

Она была прекрасна, хотя ее внешность напоминала не хрупкую фею, а, скорее, сумасбродного эльфа. У нее были рыжие волосы. Не морковного цвета, но той волшебной смеси пламени и золота, которую обычно называют тициановской. Крупной волной они спускались на хрупкие плечи девушки, а одна непослушная прядка, выбившись из-под белой шапочки, падала ей на лоб. Строгие, словно выточенные из слоновой кости, черты лица. Прямой озорной носик наводил на мысли о любопытном котенке. Тонкие темные брови дугами поднимались над глазами, а затем стрелами убегали к вискам. Но самыми замечательными у нее были глаза. Редкого фиалкового оттенка, бездонные, и в их глубине постоянно что-то менялось. Казалось, там запутался лучик солнца, который бился, ища выход. Девушка была невысокая и стройная, хотя о последнем трудно было судить уверенно, поскольку одета она была в белую униформу медсестры явно не ее размера. В руках она несла небольшой поднос, уставленный бутылочками.