Когда налетел норд-ост

Мошковский Анатолий Иванович

Позади остался городок Плавск, с кранами в порту, с куполами собора и точно таким же, как в Измаиле, гигантским серым бастионом элеватора у берега.

Последняя перед Шарановом пристань была совсем скромная — доски на сваях: ни кассы, ни ожидалки. Зато народу с этого причала поналезло уймища — бабы с гусями в корзинках, накрытых кусками рыбачьих сетей, с визгливыми поросятами в ящиках, с мешками семечек и с ягодами — клубникой и черешней. От гама, криков и суеты у Павлика звенело в ушах.

Отец смотрел на все это и, как казалось

Павлику, ничего не видел, потому что лицо у него стало непривычно застывшим, тяжелым и по обеим сторонам рта ощутимей означились горькие складки, и если б не они, эти складки, и если б не седина, отец мог бы сойти за юношу. Эти складки почти не замечались, когда отец шутил и смеялся, когда у него было отличное настроение — а оно у него было почти всегда. Но случалось, он о чем-то задумывался, и тогда эти складки становились очень заметными.

Бородач вдруг засуетился и стал увязывать мешок с какими-то покупками.

— Скоро Шараново? — спросил отец.

— А чего ж до него отсюдова, минут десять — не боле.

Отец провел рукой по лицу, почесал указательным пальцем темя.

— Ну вот, Павлик. — Он улыбнулся, но улыбнулся так, что горькие складки у носа означились еще глубже и странно противоречили глазам и губам, изображавшим улыбку. — Вот мы и у цели… Игорь-то как поразится! Приехали. Нагрянули. Оба. Неожиданно… Ох и достанется же нам от него! Уж рубанет — так напрочь! Ты как думаешь — достанется?

Павлик пожал плечами.

— Уже вижу, как он речугу толкает — вы, кажется, так любите выражаться? — и кроет меня почем зря. Я и такой, и сякой, и разэтакий… Ведь скажет так, а?

— Не знаю. — Павлик и в самом деле не знал, как встретит их брат, и сейчас вдруг впервые подумал, что Игоря может и не обрадовать их приезд. Как он не догадался черкнуть ему письмишко — предупредить! Ведь сколько писал, и все больше о пустяках. Да и на месте ли он?

Его надо застать и уговорить вернуться домой. Пожил тут, и хватит. Здесь Павлик целиком держал сторону отца.

— Ну что вы за люди! — шутливым тоном продолжал отец. — Трудно вас бывает понять, ничего вы прямо не говорите, вечно у вас какие-то свои соображения, расчеты. Куда уж нам, старикам…

— Брось, пап. Не прибедняйся.

— Нет, я вполне серьезно. Вот приедем сейчас, и он меня так отчитает… Ведь для него я чуть помоложе мастодонта. Вот ты для него свой…

Павлик вдруг понял: так вот зачем решил взять его с собою отец! Он должен помочь ему.

Вспомнились проводы на Киевском вокзале. Мать вытирала в вагоне глаза, а отец был подчеркнуто спокоен, оживлен, улыбчив. Все время подшучивал, посмеивался. Когда мать сказала, чтоб он следил за собой и Павликом, ел только мытые фрукты, не разрешал Павлику далеко заплывать и долго лежать на солнце, чтоб сам не сходил с ума со своими этюдами, отец ответил:

— Будь уверена.

Потом они вышли из купе, отошли к умывальнику и долго о чем-то говорили вполголоса. И

потом, когда уже совсем прощались, Павлик разобрал слова отца:

— Да что ты… Ерунда. Вернусь со щитом.

Теперь-то Павлик понял, что имел в виду отец.

— Вот мы и дома, — проговорил бородач, и Павлик увидел впереди, за открывающимся поворотом, городишко: два подъемных крана, горы бревен на причале, большую пристань, и за маленьким портом низенькие домишки и, конечно, церковные купола с крестами…

Белый рыбачий сейнер перерезал им курс, вывернул желтую воду и пошел к порту; на его корме виднелись мотки лиловатых сетей. Городок приближался, рос. Уже видны были на пристани люди.

На выходе образовалась маленькая пробка: всем не терпелось сойти на землю. Проход загородили корзины с ягодами и гогочущими гусями. Была суббота, и перед базарным днем крестьяне окрестных деревень завозили в Шараново товар.

— Так, — отец поставил на землю чемоданы. — Вот мы и прибыли. Может, сбегаешь, сынок, за такси?

Павлик улыбнулся.

Мимо них шла целая демонстрация: несли корзины с клубникой, кошелки, мешки, ведра.

— Как ты думаешь, гостиница здесь предусмотрена?

Павлик пожал плечами.

— Должна бы.

— Ну тогда впрягайся в рюкзак и потопали… Восхитительный городок!

Глава 3

ВОСХИТИТЕЛЬНЫЙ ГОРОДОК

Гостиница в городке была совсем не такая, как в Измаиле: в ней было тихо и пустынно. Долго не могли они разыскать ни одну живую душу. Наконец во дворе отец остановил какую-то старушку, и та прошамкала, что заведующая скоро придет. И действительно, ждать им пришлось недолго.

Заведующая явилась, отобрала у отца паспорт, рассчиталась и привела их в небольшую, но светлую и чистую комнату с непросохшими полами. Отец огляделся.

— А как быть с чемоданами? Есть у вас камера хранения?

— У нас это не водится. Оставляйте все в комнате, — сухо сказала женщина и ушла.

Они наскоро умылись и задвинули под кровать вещи.

— А теперь что? — спросил отец.

— Как что? Спать. — Павлик хитро прищурился. — Как в Измаиле.

— Поговори у меня! На улице солнце, а он спать… Пойдем побродим. Да, кстати, и пожуем чего-нибудь местного.

— Пойдем, — безразлично сказал Павлик, а про себя подумал: ясно, почему отец так рвется на улицу!

Они шли, и каждого встречного Павлик принимал за брата. И так было без конца, но он не огорчался: все равно встретятся! Ведь Игорь живет здесь, дышит этим воздухом, пишет ему письма и опускает вот в эти почтовые ящики — они такие же, как в Москве, синие, с белым гербом, только здесь их мало и прибиты они к низеньким домикам.

— Ты чувствуешь, какой воздух? — Отец остановился и глубоко вздохнул. — А какая тишина! Совсем как в деревне. Здесь, в сущности, и есть деревня…