Когда наступает рассвет
Шрифт:
— О’кей! — одобрительно покачивал седой головой американский посол.
— О! Эти парни покорят хоть кого! — хвалился, посасывая трубку, тощий, с длинным хрящеватым носом английский консул.
Весь этот парад был затеян для того, чтобы показать мощь и силу экспедиционного корпуса, его вооружение и технику, запугать противника, подавить его волю к сопротивлению.
После парада новый главнокомандующий изъявил желание выступить перед журналистами. Он заявил:
— Теперь в моих руках все. План мой прост и рассчитан на то, чтобы использовать летнее время и перевести базу русской
Английский генерал Айронсайд превратился сразу в кумира архангельской буржуазии и белогвардейцев. Восторгам купчиков, лесоторговцев, промышленников, спекулянтов не было границ.
На параде буйная радость охватила и Латкина. Он кричал «ура» и твердо верил, что наступает его день. Только что сообщили ему, что после парада его будут ждать в канцелярии правительственного комиссара. Вспомнили о нем. Конечно, неплохо и в Архангельске, но что это за пост — чиновник по особым поручениям. Вот когда он очистит от большевиков свой край, разве такое будущее его ждет? Тогда можно будет подумать и о планах Потопова. А что? Чем черт не шутит! Стать во главе нового государства!..
Как только закончился парад, Латкин направился по главному Троицкому проспекту к Немецкой слободе— в самую оживленную, деловую часть портового города.
Улицы пестрели флагами. Штыки чужеземцев не пугали Латкина. При виде их он чувствовал себя увереннее, зная, что за ними он в совершеннейшей безопасности.
В Немецкой слободе размещались консульства и канцелярия правительственного комиссара Чайковского. Самого комиссара не было: по случаю прибытия нового главнокомандующего он отправился на прием. В канцелярии Латкину сообщили приятную новость: его просьба удовлетворена. В скором времени на Вычегду будет направлен особый отряд.
Решив отметить это событие, он вспомнил своего покровителя, князя Гарина. Позвонив в комендатуру контрразведки, Латкин разыскал князя, и попросил принять его. Договорились встретиться в ресторане «Арктика». Гарин предупредил, что в ресторане надо заранее занять столик — ближе к эстраде.
Кудрявый разбитной извозчик Митька Гернет — обрусевший голландец — мигом домчал Латкина на своей пролетке «на дутиках», с мягкими рессорами.
В ресторане Латкина встретил веселый гул. Зал был полон, но Латкин все же разыскал свободный столик возле эстрады.
Выступал цыганский хор. Молодая цыганка, увешанная монистами, задорно вскрикивала высоким гортанным голосом, трясла плечами и била в бубен.
Наконец в дверях появился Гарин.
— Добрый день, Степан Осипович! — приветствовал он Латкина. — Цыганами увлекаетесь? Настоящие цыгане — в столице! Здесь балаган… — Выпив залпом бокал вина, Гарин устало сказал — Тяжело работать. Допросы, допросы! Приходится вытягивать каждое слово. Отвратительный народ! Хамье!..
— Внушительно, — сказал Латкин с увлечением, — танки, аэропланы!..
— А как главнокомандующий?
— Напористый, хотя и молодой… Именно тот, кто нам нужен.
Разговор зашел о Керенской.
— Мы знакомы по Петрограду, — щуря подслеповатые глаза, рассказывал Гарин. — Женщина энергичная, любила соваться не в свои дела и даже занималась переговорами с послами через голову мужа. Гм-гм… Надо сказать, Александр Федорович все же больше был артистом, чем государственным деятелем. По этой причине и докатились мы до такого состояния: все перемешалось, сбилось, расстроилось, ничего не поймешь. Сам же смылся, предоставив нам расхлебывать отвратительную кашу.
Гарину было около пятидесяти, но выглядел он значительно старше. Глаза потускнели, точно у старика. Выбритая до блеска голова была похожа на гусиное яйцо, к которому приставлены торчащие уши. В каждом его движении сквозило барство.
В ресторане становилось оживленнее. Цыганок сменили полуголые танцовщицы. Они так лихо виляли бедрами и взмахивали ножками, что офицеры, сидящие ближе к эстраде, встали, как по команде, и, громко аплодируя, кричали «браво!».
Танцовщицы произвели впечатление и на князя Гарина. Он, томно улыбаясь тонкими губами, сдержанно зааплодировал, слегка касаясь ладони кончиками пальцев. Латкину особенно понравилась белокурая танцовщица, чем-то напоминавшая усть-сысольскую купчиху Суворову.
Недалеко от эстрады остановился пехотный капитан. Он оглядывался, выискивая свободное место.
— Здравия желаю! — хрипловатым баском поздоровался он с Гариным.
— Присаживайтесь! — кивнув на свободный стул, предложил князь. — Знакомьтесь: господин Орлов, а это господин Латкин, чиновник по особым поручениям.
— Рад познакомиться! — звякнул шпорами Орлов и мгновенным взглядом будто вывернул наизнанку Латкина. — Слыхал о вас, знаю.
— Мы обмываем его новую должность при губернаторе. Прошу, капитан, поддержать нас! — предложил князь, движением брови подзывая официанта.
— Весьма рад! — буркнул Орлов, усаживаясь.
Гарина нисколько не смутило суховатое обращение бывшего жандармского ротмистра.
Официант поставил новый прибор и наполнил бокал ромом. Орлов осушил его, не поморщившись. Стал лениво закусывать.
Латкин, выждав немного, обратился к нему:
— Смею спросить, где вы могли обо мне слышать, господин капитан?
— В штабе. Вы подавали правительственному комиссару докладную записку?
— Да, я писал, — сказал Латкин.
Орлов повернулся к Гарину.
— Вы позволите, князь?
Тот, занятый эстрадой, бросил коротко:
— Прошу вас. Не стесняйтесь…
— Нам следует ближе познакомиться, — глухо, с хрипотцой сказал Орлов Латкину. — Будем вместе сотрудничать. Если не трудно, изложите основные положения вашей докладной. На что вы рассчитываете?
— Я прошу направить в Вычегду вооруженный отряд. Дело в том, что в Усть-Сысольске у меня есть надежные люди, которые помогут нам взорвать оборону города изнутри… Это не считая тех сил, которые примкнут к нам, как только большевики будут изгнаны.