Когда наступает рассвет
Шрифт:
Но и не сказать матери о своем решении было нельзя. Кто знает, что ждет впереди.
Жила Домна в городе, работала курьером в уземотделе, иногда помогала уборщице. События, как вода в половодье, захватили ее, и теперь словно на стремнине: каждый день приносил что-то новое, еще не изведанное, от которого никак не останешься в стороне.
Она была приветливой, расторопной, исполнительной, ни от каких поручений не отказывалась. Любили ее за прямоту и честность, за живой, веселый нрав. Ей частенько поручали проводить беседы среди женщин о революционной
После работы она теперь бежала в городской клуб или Народный дом. Там всегда было что-нибудь интересное, приходило много молодежи. Домна успевала бывать везде: на военных занятиях, субботниках, митингах. Всей комсомольской ячейкой (она была еще Немногочисленной в городе) собирали теплые вещи для бойцов Красной Армии.
В те дни на страницах газет пламенели призывы:
«Рабочие! Крестьяне! Красноармейцы! Вступайте в ряды Коммунистической партии!» Домна подала заявление. Это были самые значительные и счастливые дни в ее жизни. Могла ли она теперь жить в материнском гнезде, пусть уютном и ласковом, но ставшем для нее тесным?
Об этом думала она, нежась в постели матери. Но едва забрезжил рассвет, была уже на ногах.
— Ну, мама, будь счастлива! Не горюй! Сестра скоро вернется, тебе будет веселее! Не плачь, дорогая, не терзай свое и мое сердце!.. Прощай! До следующей встречи, мама!
Грустно улыбнувшись, Домна вытерла слезы, побежавшие по материнскому лицу, обняла мать, прильнула лицом к ее щеке, поцеловала, еще раз заглянула в глаза и выбежала из избы; по ступенькам крыльца простучали каблуки ее сапожек.
Когда мать вышла вслед за ней, Домна была уже на дороге. Словно прощаясь, обернулась она на мгновение, посмотрела на свою избенку. Потом махнула рукой и крикнула весело:
— Иди в дом, мама! Простынешь…
Еще раз взмахнула рукой и побежала к городу.
Холодный осенний ветер мел поземку. Когда Домна добежала до поворота, налетел вихрь и, высоко взметнув снежную пыль, сплошной пеленой скрыл дочь от матери.
Когда снежный вихрь промчался, Домны уже не было, словно он умчал ее с собой в неведомую даль.
В город Домна успела к началу работы. Разделась, поправила волосы, повязала кумачовую косынку, подышала на руки, согревая их; потерла щеки, горевшие от холода, и еще раз оглядела себя.
Рабочий день начался обычно. Сотрудники уземотдела разошлись по местам. Застучала пишущая машинка. Зазвенел телефон. В пропахшем табачным дымом помещении появились первые посетители.
Среди них Домна заметила мужика в шапке-ушанке из оленьего меха, какие шьют на Ижме и Печоре. Мужик смущенно топтался у порога.
— Здесь помещается уземотдел? —
— Здесь, дядя Микул! Присаживайся, отдохни, погрейся у нас, — придвигая свободный стул, предложила Домна. — Какими это ветрами занесло тебя к нам?
— А, Домна, старая знакомая! Здоровье тебе! По общественным делам я, доченька… Никак, здесь работаешь?
— Здесь.
— Вот как славно получилось, знакомого человека встретил. — Микул снял шапку, поправил бороду корявыми пальцами; тускло блеснуло широкое самодельное медное кольцо, словно вросшее в тело.
— Не могу ли я чем помочь тебе, дядя Микул? — предложила Домна. — Что за дела заставили тебя ехать в такую даль?
— Хочу самого главного повидать, разговор есть. Дело большое.
Викул Микул пытливо взглянул на Домну, словно оценивая, стоит ли ей рассказывать про свои заботы.
— Видишь ли, касатка, мы у себя организовали коммуну! — присев на краешек стула, начал рассказывать он.
— Коммуну? Хорошее это дело, дядя Микул! Расскажи.
— Мы только еще сорганизовались. Хвалиться пока нечем.
— А как назвали коммуну?
— «Красной звездочкой»… Теперь во многих местах появились коммуны. И мы решили жить по-новому. В одиночку, однако, нашему брату не выбраться из нужды. Но для коммуны нужна земля, а односельчане говорят: сами себе разделайте пашню и сейте. Шумели, спорили, так ни к чему и не пришли.
Не дали нам землю собственники! Просили мы отнятые у богатеев наделы. Мы не отказываемся и лес корчевать, и новые участки осваивать, но ведь это не так скоро делается. Коммуне надо помочь стать на ноги. Может, здесь за нас слово замолвят, как ты думаешь, дочка? Да и другое еще есть дело: оружия хотим попросить. Чем будем защищаться, если белые нагрянут? А слухи ходят — они на Печоре появились и на Ижме тоже. До нас не так далеко.
Домна быстро встала:
— Пойдем, проведу к начальнику!
Они вошли в кабинет.
Первое, что бросилось в глаза Домне, — это озабоченное лицо начальника уземотдела, явно чем-то встревоженного. Все же он выслушал Викул Микула.
— Видите ли, какое дело, товарищ, — сказал начальник. — Уземотдел, конечно, постарается помочь вам получить землю, но пока придется подождать…
— Зачем ждать? Нам надо навоз возить на поля. Весной сеять собираемся, — возразил Викул Микул.
Но начальник движением руки остановил его.
— Понимаю, дорогой, все понимаю. Но выслушай сначала меня: только что поступил приказ ревкома— готовиться к эвакуации. Все городские учреждения будут вывезены. В Усть-Выми белые…
— Белые? — воскликнула Домна. — А как же отряд Прокушева, посланный из города?
— Прокушев оказался изменником, перешел на сторону белых.
— Изменил? — У Домны перехватило дыхание. — Поганая тварь!..
Сник и Викул Микул.
— А что в верховье Вычегды, не известно? — спросил он начальника уземотдела.