Когда наступает рассвет
Шрифт:
Фельдфебель вытолкал за дверь раненого красноармейца, руки которого сзади были перехвачены впившимся в кожу телеграфным проводом. Через минуту из соседней комнаты донесся свист казацкой нагайки и приглушенные, сквозь стиснутые зубы, стоны.
Орлов подошел к оставшимся красноармейцам:
— Ну-с, теперь?
Русоволосый боец лет двадцати дышал учащенно и порывисто.
Латкин заметил это и с сожалением покачал головой:
— Тебе трудно? Развязать руки! Совсем еще молодой, жить да жить такому. Обещай, и все уладится. Разве трудно сказать несколько слов солдатам?
Молодой
— Держись, друг, не раскисай! С ними надо вот так. — И, подняв на Латкина гневный взгляд, плюнул ему в лицо.
В то же мгновение удар в подбородок сбил его с ног.
— Ах ты негодяй! — в бешенстве сказал Орлов и начал бить красноармейца пинками. Потом он вызвал дежурного офицера: — Отдать и этих в распоряжение Чуркина! Пусть проучит.
Арестованных увели. Орлов брезгливо вытер руки носовым платком, залпом выпил рюмку коньяку и приказал вошедшему прапорщику Обрезкову:
— Дайте команду на марш боевому охранению. Господа офицеры, приготовиться к походу!.. А этих, идейных, — в прорубь!
Хмурым ноябрьским утром 1919 года банда белых вошла в Усть-Сысольск. Дул северяк, обжигая лица ледяным дыханием. Казалось, все живое затаилось, попряталось. Не было видно даже воробьев, обычно прыгающих на заснеженных улицах города в поисках теплого лошадиного назема. Даже громилы, растаскивавшие недавно магазины и склады, отсиживались по домам. Завоевателей встречал колокольным звоном протопоп Потопов с причтом и кучкой единомышленников.
Новый губернатор сразу же принялся восстанавливать в городе старые порядки. Отслужив благодарственный молебен в соборе, он назначил прием, куда были приглашены бывшие служащие земской управы, представители купечества, духовенство, состоятельные мещане.
Латкин открыл прием чтением приказа, в котором было сказано, что в Вологодскую губернию командируется чиновник особых поручений Латкин с правами начальника губернии. Все приказы его должны выполняться беспрекословно.
Латкин грозно обвел глазами присутствующих. Слушали его внимательно. И Потопов, и Харьюзов, и скуластый мельник, и Назар — все сидели напряженно, не спуская с него глаз.
За их спинами Латкин разглядел и Гыч Опоня и его зятя Ладанова, который, очевидно, тоже счел нужным засвидетельствовать свою лояльность к новой власти. Были тут и другие знакомые из городской думы, бывшие земские гласные, чиновники почты, лесничества. Не увидел он лишь самых главных, самых нужных ему.
Затем он зачитал другой приказ, уже от своего имени. В нем он повелевал немедленно возвратить старым хозяевам все реквизированное имущество. Здесь аплодисменты раздались дружные. Это воодушевило Латкина, и на его помятом, усталом лице заиграла улыбка.
«Авантюрист чистейшей марки, — подумал о нем Потопов. — Из него, мне кажется, получится такой же губернатор, как из медведя праведник. Впрочем, посмотрим, посмотрим…»
А Гыч Опонь, буквально глядевший в рот Латкину, решил: «Что ж! Степан Осипович, дай ему бог здоровья, очень даже годится нам в губернаторы. Все же свой человек, где сыскать лучшего?..»
Примерно
— Нам необходимо немедля, — говорил он, — начать заготовку на зимний период для воинов хлеба, мяса, масла, картошки, сена, лошадей. С этого дня снова восстанавливается уездная управа, которая и займется этим делом. Разрешаю открыть частную торговлю. У коммунистов, комбедовцев и всех тех, которые теперь служат у красных, конфисковать все личное имущество на нужды армии.
— А как быть с крестьянином, если он не захочет дать продовольствие? — поинтересовался кто-то из присутствующих.
— Втолковать ему: союзники дают нам хлеб, сахар, чай… Завезем из Архангельска, всех снабдим досыта. А пока он пусть помогает.
— Церковь не останется в стороне, — заверил Потопов. — Но нас интересуют ваши планы на будущее. Разрешите задать вопрос.
— Прошу, — пожал плечами Латкин. В его планы не входило разводить дискуссии, однако с Потоповым нельзя было не считаться. За ним стояла сила, и значительная.
— Верующие, Степан Осипович, благодарят бога и вас за все! — поднявшись с места, начал Потопов. — Но наше общество хотело бы знать о планах на грядущее. Я имею в виду государственное устройство.
Латкин понимал, куда гнет Потопов, но не был подготовлен к ответу.
— Наша задача — уничтожение большевизма. Затем созыв Учредительного собрания. Пока трудно сказать, во что все выльется. Это будет решаться позже, в масштабах всей России, — пытался вывернуться он, но Потопов перебил:
— Мы за Учредительное собрание. Однако я веду разговор о нашем крае, жителях севера. Разве не пришло время иметь что-то вроде своей независимой зырянской республики?
— Как только мы окрепнем, отец Яков, и попрочнее встанем на ноги, отдельно соберемся поговорить по этому вопросу. А пока внимание всех надо направить на проведение мобилизации и обеспечение войска всем необходимым для ведения широких военных действий в условиях зимы. Повторяю, это главная наша задача…
Депутация деловых и торговых людей города преподнесла Латкину дары: солидную корзину коньяку и набор красных вин, разную снедь и закуски.
Гыч Опонь лично от себя преподнес губернатору жареного поросеночка на подносе, не забыв при этом шепнуть:
— Для тебя, Степан Осипович, не пожалею, целую свинью прирежу, только не забудь и меня, грешного. Помоги кирпичный заводик поднять и направить. Помнишь, обещал мне как-то…
— Ладно, не забыл, помню. Потом поговорим об этом, в свободное время, — постарался отделаться от него Латкин. Заметив Ладанова, горло которого было укутано теплым шарфом, он позвал его — Алексей Архипович, вы мне нужны!