Когда наступает рассвет

Федоров Геннадий Анатольевич

Потопов сказал покровительственно:

— Алексею Архиповичу повезло. Пусть отлеживается, поправляется. Скоро гостей встречать будем. Губернатор прибывает… Надо приготовиться к встрече. С колокольным звоном встретим, молебен закатим! Слава богу, дождались!

Потопов начал собираться.

— Поехали, хозяин, поехали! — торопил он Гыч Опоня.

Дожевывая на ходу, тот бросился одеваться, велел и жене собираться:

— Марья! Ты мне понадобишься. Скоренько оденься и — в сани! Не задерживай отца Якова, видишь, спешит.

Выйдя всем гуртом

во двор, они разместились в розвальнях, и рыжий жеребец быстро помчал их к городу.

3

Чего больше всего опасался Гыч Опонь, то и случилось. Точно чуяло его сердце: опоздает он, успеют другие опередить. Пока отвозил протопопа домой, всякие Назары не дремали.

У городской каланчи Гыч Опоню повстречалась запряженная в сани лошадь. Она мчалась во весь опор. Мужик, правивший ею, страшно спешил и с ходу намеревался проехать мимо, но на ухабе его сани занесло в сторону так, что они чуть не опрокинулись. На снег вывалились пачки табака и спичек, совершенно новенький чугун, несколько рыбин соленой трески и еще что-то. Мужик выругался и, остановив лошадь, начал поспешно собирать вещи.

— Марья! — крикнул жене Гыч Опонь. — Что гляделки вытаращила? Помоги человеку…

Но мужик огрызнулся, как пес, у которого собираются отнять его добычу:

— Прочь отсюда! Это мое…

— Слушай, приятель, где достал? — с завистью спросил Гыч Опонь.

— Где был, там уже нет!

— А все же, может, скажешь, куда ехать?

— Поезжай вон туда, там увидишь сам, — подбирая последние пачки табака, махнул рукой в сторону кооперативной лавки мужик.

— А что, всем там сегодня товар раздают? — встрепенулся Гыч Опонь.

— Всем! Только будешь языком трепать, опоздаешь!

Прислушавшись, Гыч Опонь и в самом деле уловил шум, доносившийся издали.

— Опонасий, чего смотришь? Это же потребилку растаскивают, — догадалась наконец Марья.

— Ай-ай-ай! — взвыл Гыч Опонь, точно ему ножом пырнули в бок. Стеганув кнутом, он погнал жеребца вперед, не слушая мужика, кричавшего ему вслед:

— Быстрее! А то Назар с мельником там все под метелку подметут!

Рыжий откормленный жеребец, храпя и отфыркиваясь, мигом домчал Гыч Опоня с женой к потребиловке.

Гыч Опонь мог предположить, что творится у магазина, но увиденное превзошло все его ожидания.

Магазин городской кооперации размещался на главной улице, в двухэтажном каменном здании, принадлежавшем раньше купцу Камбалову. Наверху были жилые помещения. Нижний этаж с зеркальными витринами по фасаду и двумя дверями, запиравшимися на ночь железными жалюзи, был приспособлен под магазин и склады для хранения товаров. Теперь двери были распахнуты настежь, и возле них творилось нечто невероятное. Возбужденные, с красными лицами люди кричали, вырывали друг у друга из рук товары. Среди них Гыч Опонь увидел и Назара и мельника. Там же вертелась просвирня, мелькали бывшие купеческие приказчики.

А рядом шла дикая борьба из-за

большой глиняной корчаги с постным маслом. Оттуда неслись ругань, бабий визг, хриплые крики. Корчага в конце концов не выдержала и разломилась на несколько частей. Черепки с остатками масла полетели на землю. Сражавшиеся бросились в магазин за новой добычей.

Неожиданно появился Терень. Он, встав в дверях, загородил собою ход и стал выкрикивать:

— Бесстыдники! Разбойники! Что вы делаете?

Коршуном налетел на него мельник и с силой отбросил в сторону. Терентий упал, ударившись о каменную ступеньку крыльца. Мельник пнул его, крикнув:

— Болван, вечно под ногами путаешься! — Перешагнув через вытянутые ноги нищего, мельник ринулся в двери.

Вслед за ним бросились в помещение магазина и другие.

Нашелся добрый человек, пожалел затоптанного нищего, корчившегося от боли, и оттащил его в сторону.

А погромщики продолжали буйствовать.

Взмокший Назар, пригибаясь и кряхтя, выволок на спине целый мешок сахара и с грохотом сбросил на пол у окна. Вскочив на подоконник, он вышиб ногой раму. Со звоном разлетелось стекло.

— Эй, баба! Куда запропастилась? — высунувшись в разбитую витрину, заорал жене Назар. — Говорил тебе: поближе подгони лошадь.

Гыч Опонь остановил жеребца у аптеки, бросил повод и тоже устремился в магазин. Но там уже все было перевернуто вверх дном, побито, разбросано, растаскано.

В одном из углов молча копошились монахи, которых Гыч Опонь частенько видел у ворот монастырского подворья. Таща за собой увесистый тюк кожи, они пробрались к черному ходу и шмыгнули в него, как тени.

Возненавидев монахов и все на свете за то, что опоздал, что на его глазах уплыл такой славный тюк кожи, Гыч Опонь начал хватать все, что подворачивалось под руку. Подобрал приличный обрезок кожи, оброненный спешившими монахами, среди мусора раскопал несколько рыбин соленой трески, стопу курительной бумаги и разную другую мелочь. Все это он отнес в сани и прикрыл сеном.

За второй заход ему наконец посчастливилось обнаружить мешок с крупой. Вот это была находка! Ухватившись за мешок, Гыч Опонь хотел поднять его, но то ли от чрезмерной тяжести, то ли от свалившегося счастья у него подогнулись ноги и стрельнуло в спину. Что делать? Он присел и, помогая зубами, развязал мешок. Глядит — овсянка. Дух захватило. Черпая крупу пригоршнями, обезумевший от радости Гыч Опонь стал набивать ею карманы, сыпал за пазуху, в штанины.

Когда он выпрямился, его невозможно было узнать: его раздуло во все стороны так, что он еле мог переставлять ноги.

С трудом выполз он на улицу, а там его Марья затеяла драку с просвирней. Женщины вцепились в штуку чесучи и тянули ее каждая к себе. Ткань разматывалась в потасовке, но противницы не уступали друг другу. Но вот штука выскользнула из рук Марьи, и обе бабы полетели кувырком в разные стороны. Перед глазами оторопевшего Гыч Опоня мелькнули полосатые чулки просвирни и пестрые подвязки выше колен.