Когда погиб Милован. Часть 2
Шрифт:
— Арестовать?
— Что вы! Этот человек заслужил совсем другое отношение к себе. Будь он немец, я пригласила бы его в ресторан, а так придется выпить по рюмке шнапса у меня в кабинете. Я вам не нужна больше? — торопливо спросила Миллер.
— Не смею задерживать, фрау оберст-лейтенант.
— Я заберу с собой Гардекопфа.
— Не возражаю. Встретимся за ужином.
— Хорошо.
Миллер кивком подозвала к себе Гардекопфа и направилась к столу, за которым сидел Туников. Она, как ни в чем не бывало, проверила
Стараясь не выдать волнения, охватившего ее от радости неожиданной встречи, сказала:
— Документы?
Туников протянул паспорт: Павлов Степан Иванович.
— Степан Иванович, я забираю вас с собой.
Туников улыбнулся и молча поднялся из-за стола. На улице, возле автомобиля, они задержались. Два солдата полевой жандармерии пытались обыскать девушку. Та вырывалась, визжала, но солдаты продолжали свое дело. Эльза поманила лейтенанта, стоявшего невдалеке.
— Чем занимаются ваши солдаты, лейтенант? — гневно спросила Эльза.
Лейтенант повернулся в сторону, куда показала Миллер, и покраснел.
— Немедленно наведите порядок!
Офицер побежал к солдатам, все еще не отпускавшим девушку. Они были так увлечены, что не заметили подбежавшего офицера. Лейтенант, ничего не объясняя, ударил по лицу сначала одного, потом другого. Девушка вырвалась и скрылась за домом.
Миллер, Туников и Гардекопф сели в автомобиль.
— К полевой жандармерии, — сказала Миллер шоферу.
Ехали молча. Эльза не хотела заводить разговор при шофере и Гардекопфе. Михаил Николаевич мысленно одобрил ее поведение и тоже молчал. Он не ожидал таких успехов от Лизы Петренко. Когда ее, необученную, имеющую очень слабое представление о разведке, отправили в Германию, Туников очень переживал о ее дальнейшей судьбе. Он не верил, что она долго продержится, что не попадется на чем-то.
И вот, вопреки всему, она сидит рядом с ним в чине оберст-лейтенанта абвера. Он понимал, конечно, что разведчиком, в полном смысле этого слова, Лиза стала уже в Германии благодаря заботам ее соратников и учебе в высшей школе абвера, где готовили профессиональных разведчиков.
Внешне Эльза очень изменилась. Появилась уверенность в себе, но это была не самоуверенность, а чувство, соизмеримое со своими силами и возможностями.
Подъехали к зданию, в котором помещалась полевая жандармерия и служба Миллер. Эльза небрежно бросила Гардекопфу:
— Купите бутылку шнапса, несколько бутербродов и принесите ко мне в кабинет. И не забудьте прихватить рюмки.
— Слушаюсь, фрау оберст-лейтенант.
Эльза и Михаил Николаевич вошли в здание. В кабинете Эльза усадила Туникова в кресло, сама села рядом.
— Дорогой Михаил Николаевич, как я рада встрече! — в ее глазах блестели слезы.
— Я тоже очень рад, Лиза. Мы можем говорить спокойно? — Туников сделал жест рукой, давая понять Миллер, что его интересует подслушивающая аппаратура.
— Не
— Как у вас дела, Лиза?
— Плохо со связью.
— Как долго вы пробудете в Париже?
— Не знаю. Когда меня отправляли сюда, предупредили, что через пару месяцев отзовут в Берлин. Два месяца почти прошли.
— Значит, в любой момент вас могут отозвать отсюда?
— Возможно. А потому мне нужна связь с Центром. У меня скопилось столько информации, что радист не передаст и за неделю. Материал срочный. Касается отправки на восточный фронт дивизий, которые находятся в европейских странах, комплектации дивизий из людей, не пригодных в мирное время к строевой службе.
— Что это за люди?
— Больные гастритами, язвами желудка и ряд других. Эти дивизии укомплектовываются врачами-специалистами но данным болезням и отравляются на фронт.
— Материал ценный.
— Это еще не все.
— Я могу запросить Центр, может быть, отправим ваш материал по моим каналам.
— Обязательно запросите. Но в начале радиограммы сообщите, что Милован жив и находится сейчас во Франции.
Туников очень удивился такому заявлению Миллер. Ничего не понимая, он озадаченно смотрел на нее.
— В Центре считают меня погибшей. Так сложились обстоятельства, что я не могла известить о том, что жива и здорова.
— Неисповедимы пути разведчика… — только и сказал Туников.
— Это не первый случай, мое личное дело, наверное, уже дважды сдавали в архив.
— Я не завидую вам.
— Каждый раз, зачисляя меня в очередной раз в число живых, начальство, бесспорно, ругало меня на чем свет стоит и жаловалось, что, дескать, этот Милован даже погибнуть без фокусов не может.
— Ха-ха-ха! — расхохотался Туников.
В это время в дверь кабинета постучали, и на пороге вырос Гардекопф с большим свертком в руках. Когда он развернул его, там оказались бутылка шнапса, колбаса, сыр, немного хлеба и три рюмки.
— Уважаю вас, майор, за догадливость.
Гардекопф смутился:
— Я третью взял на всякий случай…
— Молодец, Гардекопф. Разливайте шнапс.
Майор откупорил бутылку, разлил шнапс в рюмки и поднес Эльзе и Туникову.
— За что выпьем, Михаил Николаевич?
— За победу.
— За нашу победу, — сказала Эльза на русском языке и перевела для Гардекопфа на немецкий.
— За победу, — повторил Гардекопф и залпом выпил.
— Майор, забирайте бутылку и закуску и посидите на месте Замерна, вы все равно не понимаете по-русски, а наш гость не говорит по-немецки. Никого не впускайте сюда. Сами можете заходить без стука.
— Слушаюсь, фрау оберст-лейтенант.
Гардекопфа явно устраивал такой поворот событий. Довольный, он улыбнулся, взял бутылку, свернул закуску и вышел из кабинета.