Когда у меня будет вечность
Шрифт:
Балерина жила в неприметной пятиподъездной пятиэтажке.
В квартире Балерины пахло кофе и ванилью. Ничего лишнего в интерьере, но что-то неуловимо создавало тот самый домашний уют, которого так много обычно в домашнем беспорядке больших семей и так мало в стильных жилищах одиноких мужчин и женщин. И чувство вкуса здесь совсем ни при чем.
Интерьер... я не стал бы называть это интерьером... Очень простенькая обстановка, но изящная.
Ни одной лишней детали. А значит, уже стиль. Но все-таки не интерьер, что-то другое.
Декорации
Портрет балерины на стене...
– Это вы?
– Да, нарисовала одна приятельница, начала заниматься уже в зрелом возрасте, но недавно у нее уже была своя выставка.
Картина, сразу видно, написана не профессионалом, но (это тоже видно сразу) с душой.
– В детстве... Балерина улыбнулась одними только уголками глаз, - я работала ангелом.
Так, так, начало обещало интересную историю.
Значит, рассказчица должна была, как мне во всяком случае казалось, бросить на меня как бы случайный взгляд, посмотреть, какое впечатление произвели на слушателя, то есть меня, ее слова. Ничего подобного!
Пауза, наполненная воспоминаниями. Женщина, вдруг как-то сразу помолодевшая и похорошевшая, словно пыталась заглянуть в душу к самой себе, извлечь оттуда что-то ценное. И я испугался, что этого чего-то мне может не хватить, и поспешил уточнить (вышло немного ворчливо).
– Что значит, "работали ангелом"?
– О, это значит, - Балерина рассыпалась смехом совсем еще юного создания. Именно такой, говорят, резонирует с мерцанием Вечности.
– Это значит, что у меня были крылья из перьев. Белых перьев. Я не знаю, может быть, гусиных, а может... Нет, вряд ли, конечно, это были лебеди, при том, что мы с Маликой и Ангелиной напоминали маленьких лебедей.
Балерина, скорее, подсознательно, чем бессознательно ожидала следующего вопроса.
Значит, внимание извне что-нибудь да значило или просто я оказался таким талантливым слушателем.
– Ангелина и Малика тоже работали ангелами?
– Да!
– весело подтвердила Балерина.
– У них тоже были крылья, а еще у всех у нас были белые воздушные платья, похожие на платья невест, но у невест они обычно длиннее, хотя невесты, скажу я вам, тоже разные бывают... Помню я одну невесту на "Харлее". Точнее, даже не одну. И ни у одной, ни у одной из них не было приличного платья. О готах (было и такое!) я лучше вообще помолчу. Вы видели когда-нибудь невесту в черном? Нет, не то, чтобы совсем в черном, белого тоже было немного.
"Злая фея", - так мы с подружками-ангелами окрестили ее тогда. В чем были женихи, я почему-то не помню.
Кроме одного, в шляпе с пером. Он стал моей первой детской влюбленностью, но, что поделать, он женился на другой.
Смех Балерины снова вошел в резонанс с Мирозданием.
– Вы работали в каком-то праздничном агентстве?..
– решил проверить я свою догадливость.
– Не совсем... Может быть, кофе? Вы любите кофе? Я варю очень вкусный кофе с ванилью. Вы знаете,
Мне не хотелось кофе, но я почему-то кивнул.
Кофейно-ванильный дух жил, казалось, какой-то своей, отдельной от жизни дома жизнью и навязывал свои условия и правила всем, кто невольно включался в какую-то незнакомую ему игру, даже не ведая, что становится ее участником.
– Я просто хотела танцевать, но школа искусств, где проходили занятия нашего хореографического ансамбля, служила по совместительству еще и дворцом бракосочетаний, и нас часто приглашали быть ангелами. Нам это даже нравилось, но однажды я поняла, что это всего лишь игра. Взрослые не верят в то, что мы ангелы, а я не верила в их игры в вечную любовь... Да... Шел дождь.
Я ждал этой фразы и дождался ее.
– Кого вы потеряли в дождь?
Я и сам от себя не ожидал этого вопроса, так неожиданно он прозвучал, а Балерина и подавно...
Ее плечи стали вдруг совсем узенькими, сжавшись, она стала похожа на обиженную девочку.
– Да... был дождь... Он ушел к другой женщине. Был ветер и дождь...
Фразы балерины стали вдруг стенографичными, точно она боялась сказать слишком много.
– Уходил на моих глазах, и я все понимала, мне было уже три года, и это было первое, что я осознала в своей жизни. Я не могла плакать, небо плакало за меня. И за маму...
А я... я стала танцевать, я не знаю, зачем, я кружилась по комнате в коротком розовом платье, это был танец куколки, превращающейся в бабочку. Интересно, куколке тоже больно?
Инициация своего рода - в считанные мгновения я превращалась из младенца в женщину.
Танец и боль слились для меня в одно, и я не могла остановиться. Как будто решала уравнение.
Танец, боль плюс неизвестная равно любовь.
Уравнение, конечно, не решалось, потому что вместо плюса должен был быть минус.
Минус боль плюс неизвестная. Тогда все становится на свои места.
Любовь минус боль плюс танец.
– Получается дождь, - с ходу нашел я таинственный икс и отхлебнул ванильный кофе.
Не хватало разве что винила, но нашелся и он. Бобби Браун.
И проигрыватель для пластинок под столом наготове. Какой артефакт!
Мы пили кофе и слушали Бобби Брауна, как какие-нибудь влюбленные, и на какие-то полчаса я стал вдруг понимать мужчин, очарованных женщинами, которым годятся в сыновья.
Наверное, если бы она станцевала для меня одного, я понял бы их окончательно, но Балерина была благоразумна и даже умна, за что вместо плотского чувства снизыскала мое все растущее уважение и восхищение впридачу.
Да, я вполне понимал, точнее, переживал чувства Людмилы, которые она питала к этой удивительной женщине.
Балерина, кажется, вполне осталась довольна их микстом, о чем свидетельствовала ее чуть снисходительная улыбка.
– Вы любите балет?
– спросила Балерина.