Когда у меня будет вечность
Шрифт:
– Люблю, - ответил я.
Мне было стыдно признаться, что я никогда не был на балете, но я твердо решил восполнить этот пробел, потому что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО люблю балет.
Кажется, Балерина поняла меня, во всяком случае, кивнула.
– Значит, вы, и ПРАВДА, балерина?
– Нет, - грустно улыбнулась Балерина.
– Я только мечтала ей стать, но мне не хватило пластичности грациозности, чего-то еще. К тому же, рост высоковат для балерины. Поэтому я стала просто танцовщицей.
Мой муж был тоже танцором.
Я улыбнулся невольно при слове "клоуны", а Балерина (буду продолжать называть ее так, чтобы не запутаться в повествовании) продолжала свой рассказ.
– Вместе мы работали в Китае. Там и поженились, - Балерина мечтательно улыбнулась, видимо, вспоминая о чем-то сокровенном, чем не собиралась делиться со случайным слушателем.
– В общем-то, я сумела найти в жизни разумный компромисс и сохранить баланс между мечтой и действительностью.
Я стала заниматься боди-балетом, задолго до того, как он обозначился как отдельное направление, у меня появились ученицы. Конечно, мне были интересны и другие стили.
Хорошая хореографическая подготовка позволила мне довольно быстро освоить еще одно направление - танцы на полотнах.
Муж занимался в детстве акробатикой, и мы поставили почти цирковой номер в воздухе без страховки в духе китайского цирка. И с каждым разом поднимались все выше.
Я была даже рада, что у меня не сложилось с балетом.
Но однажды в дождь...
Казалось, на лбу Балерины залегли не морщины, а внезапно налетели тучи и вот-вот разразится гроза.
– Вы знаете, какой дождь в Китае?
– Балерина подняла глаза к потолку и даже раскрыла, слегка подняв, ладони, точно готовясь принять в них видимые только ей потоки воды.
– И, как вы уже, наверное, догадались, молодой человек, он тоже ушел в дождь...
– Ушел к другой?
– спросил я, затаив дыхание, как перед прыжком с высоты.
– Ушел вообще...
– почти спокойно ответила Балерины.
– Номер был без страховки, и я... я не смогла удержать...
Дождь неожиданно смолк за окном, не хотел напоминать о Китае, и я тихо вышел на улицу.
Вообще-то рассказ Балерины мало проливал свет на ситуацию, но я уже скорее чувствовал, чем знал разгадку...
Глава 5
Я никогда не видел, чтобы у человека было в глазах столько радости, как тогда, когда подарил Любови билет на "Жизель". Нет, я знал, конечно, что она больна балетом, как та Балерина, но не думал, что болезнь моей коллеги зашла так далеко.
В общем-то я не выбирал, на какой балет пойти, по той простой причине, что балетные труппы в наш город вообще приезжают редко, и "Жизель" как раз совпала
Такое простое объяснение, почему мы с Любовью пошли на балет.
Вы даже представить себе не можете, до чего удивительно хороша эта женщина...
Нет более прекрасного искусства, чем балет, и кто со мной не согласен, я готов спорить и доказать в конце-концов обратное. Балет - больше, чем танец. Поэзия тела, вызов гравитации.
Только птицы и такие вот хрупкие создания в пуантах и способны вопреки земному притяжению пусть на каких-то несколько мгновений, но все же стать подобным пернатым.
Свобода. Свежий воздух. Дышится легко. Эх, беспечная юность!
Прелестная Жизель порхает среди цветов и деревьев.
Крестьянская изба, и пахнет парным молоком. Бабочка садится на ладонь. Идиллия, словом.
Но там, где идиллия, всегда есть кто-то, кто готов ее нарушить. Вот он собственной персоной лесничий Ганс. Конечно, у него есть оправдание, он любит Жизель, точнее, хочет, чтобы она была с ним, а не с этим типом - любому сразу понятно с первого взгляда - никакой не простой крестьянин. Иная неместная стать и взгляд опять же свысока, но разве докажешь Жизели?
Любовь не слепа, а глупа, не хочет замечать очевидного, верит в сказки, понимая умом их абсурдность. Но сердце... сердце любит абсурд.
Крестьянин со статью дворянина - почему бы и нет? Разве не о таком она, Жизель, мечтала, чтоб не похож был на их местных гансов. Нет бы задаться вопросом, откуда вообще сей тип с дворянской статью взялся в деревне.
Не такова пизанская любовь.
Но Ганс... Ганс намерен докопаться до истины, не думая о том, хочет ли Жизель ее знать, и в этом его преступление.
Истина Жизели не нужна. Что ей до шпаги с гербом, не известно у кого украденной Гансом?
Время от времени я переводил взгляд с лесной поляны, в смысле, со сцены, на Любовь.
Вот где все чувства, целая палитра, берись за кисть и рисуй.
Эх, женщины! Любовь, конечно, была на стороне глупышки Жизели, порхала ресницами, на которых уже дрожали слезинки, вслед за попрынуньей, которая на короткое время забыла о ненаглядном Альберте, увидев (эх, женщины!) роскошные платья и жемчуга.
После этого вы будете мне говорить, что женщины, дескать, не меркантильны, просто жизнь, инстинкт заботы о потомстве и бла, бла, бла...
Нет уж, если красавица-дикарка с благоговением касается края роскошных одежд и с трепетом принимает жемчужное ожерелье, то чего мы ждем от городских современных красоток?
Нет, одного только жемчужного ожерелья Жизели, конечно, недостаточно. Она хочет жемчуг и любовь. А вот и возлюбленный и его невеста, красавица-аристократка. Подаренный жемчуг летит ей в лицо. Не надо ни драгоценностей, ни фальшивой любви.