Когда в задаче одни неизвестные
Шрифт:
— Где же отец?
— Не знаю, дядя. Он часто уходит... — Девочка вроде бы хотела что-то добавить, но так и не добавила.
«Да, наверно, не раз «учили», бедную, — подумал Кучеренко. — А худоба-то какая — одни глаза сверкают... Руки — смотреть страшно, как спички». И в который уже раз пожалел, что у них с женой нет детей. Разве они — эх, разве так бы они заботились о своей дочке?..
Проглотил ком, застрявший в горле, спросил:
— А где же другие старшие?
— Другие?.. Мамы у нас нет...
— Ну, а братья,
— Братья?.. Рахимбек уехал в Аральск, к Шолпан.
— Это сестра?
— Да, сестра.
— А когда он уехал?
— Я не знаю. Вот придет Булат, у него спросите.
— А кто это — Булат?
— Тоже мой братишка.
— Так, добре. Кто еще с вами живет?
— Никого больше.
— А как тебя зовут?
— Роза... А вы кто, дядя?
— Паспорта проверяю у взрослых. Чтоб все жили спокойно.
Кучеренко прошел еще несколько домов. Интересовался соседями — а перед глазами все худенькая девочка. Соседи говорили, что Рахима давно не видно, а Булат здесь.
Вернувшись в отдел, Кучеренко вызвал Аральский линейный пункт милиции, капитана Дидарова.
— Установите, где и кем работает Шолпан Аскарова, родом из Кзыл-Орды. Узнайте, приезжал ли к ней на этих днях брат и поточнее — когда именно приезжал.
Через час Дидаров доложил:
— Аскарова Шолпан работает в железнодорожном ресторане официанткой. Был брат, Рахимбек. Да... Приехал к ней десятого числа, с двадцать третьим поездом.
— Каким поездом?
— Десятого сентября, двадцать третьим.
— Это точно?
— Переспрашивал. Да... Шолпан так утверждает.
— Что ж, так и запишем... — Кучеренко помедлил. Выходит, Рахима не было в Кзыл-Орде в то время, когда убили Мамбетова: двадцать третий поезд проходит здесь рано утром, а тяжело ранили Звонаря вечером. — А зачем он приезжал в Аральск? — спросил капитан после паузы.
— Шолпан рассказывала, с гитарой приехал, чистенько одетый. Сказал: «Жениться хочу». Да... Просил сестру достать ему рыбу на свадьбу.
— Еще что она говорила?
— Говорила: «Рахим решил завязать. Жениться, жить хорошо».
Кучеренко усмехнулся не без горечи. Положил трубку. Худенькая девочка Роза почему-то мешала поверить, что Рахим «завяжет». Да и опыт говорил, не верь, не вытекает это самое желание «завязать» из поведения Рахима. Чего это он вдруг решил прикинуться овечкой? Для этого должна быть причина. В чем же тут дело?
Капитан Шурагазиев
Джанибек и Умырзак. Умырзак и Джанибек. Фу, черт, так и лезут на язык, нет от них спасенья.
Шурагазиев даже сплюнул. Покосился по сторонам — ну и ну. Увидит кто — неловко.
Туткин пока не вернулся, но направиться в Ташкент, чтоб задержать его, или попросить об этом ташкентских коллег — не было оснований. С Туткиным еще придется подождать. А пока
Вот и комбинат стройматериалов. Хотелось заглянуть в цехи — там, небось, добра на сотни домов, не то, что его пристройка. Но подумал: желание это — пойти в цехи — наверно, не вяжется со служебным долгом. Тут еще — во дворе, прямо из земли, шипит, вырывается пар. А зимой многие жалуются: нет тепла. Откуда же оно будет, если так вот?.. И Шурагазиев пошел сразу в контору.
В отделе кадров за столом сидела молодая черноглазая женщина.
Шурагазиев поздоровался. И сразу:
— Передайте директору, под носом, во дворе, пар фонтаном бьет. Пусть примут меры.
Женщина улыбнулась.
— Передам, это не трудно.
— Вы инспектор по кадрам? — спросил Шурагазиев уже мягче.
— Да, инспектор. Начальника нам не положено.
— Я из милиции... Надо пригласить Нугманова Умырзака, поговорить с ним. И чтобы не мешали.
— Пойдемте в красный уголок, — с готовностью сказала женщина, — там свободно. А за Нугмановым я сама схожу. Он у нас работает в столярном.
Шурагазиев от нечего делать осматривал красный уголок.
— Вот он, Нугманов, пожалуйста, — сказала инспектор отдела кадров, переступив порог, и сразу вышла из красного уголка, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Здравствуйте, агай, — снимая кепку, сказал от порога парень в чистой синей спецовке.
— Проходите вот сюда, поближе, — сказал Шурагазиев по-казахски, присаживаясь у бильярда. — Бери стул, устраивайся.
Парень прошел, сел. Положил кепку на колени, провел руками по волосам, приглаживая чубчик.
— Я из милиции, — сказал Шурагазиев.
Нугманов быстро вскинул глаза.
— Догадывался...
От парня хорошо пахло сосновой стружкой, да и лицо его нравилось Шурагазиеву — простое, открытое, без хитрости.
— Ну, как живем?
— Хорошо живем, агай...
— Как работаешь?
— Неплохо работаем, план даем сто десять — сто двадцать процентов.
— Женат? Семью завел?
— Нет еще...
— А есть на примете?
Парень смутился. Верхняя губа легонько дернулась.
— Гражданин начальник, — меняясь лицом, совсем другим тоном сказал Нугманов, — все не можете забыть, что отбывал наказание?
Шурагазиев подождал. Почувствовал: сердце чуть заныло.
— Ишь ты, обиделся, — сказал грубовато.
— А что я, не человек? — с дрожью в голосе бросил парень.
Шурагазиев почувствовал: сердце защемило еще противней. И это... Нет, не надо горячиться.
— Ладно, кипяток, потише бурли, — сказал миролюбиво. Нугманов молчал, помолчал и Шурагазиев. — А на вопрос твой... Да, пока мы еще не забыли, что ты отбывал наказание. Как это — сразу забыть?