Кокон
Шрифт:
Эти слова ударили его сильнее, чем он ожидал.
— Иногда худшие преступники — те, кто умеет очаровывать, — мрачно ответил он.
Калина задумалась.
— Знаешь что, Сэвидж, я поначалу была уверена, что ты еще можешь спастись из этой ситуации. Что ты достаточно умен и понимаешь, когда надо отступить. Но, видимо, я ошибалась. Ты уже начинаешь звучать, как одержимый безумец…. А Гэри все еще готов решить все мирным путем.
— Отстранением меня от дела? Это, по-твоему, справедливо?
— Я не судья, Джеймс, — едва сдерживая раздражение,
— Ну а как человек? — Джеймс подался вперед. — Не как журналист.
Она опустила глаза и вскинула брови. Рука Сэвиджа легла поверх ее, а он даже и не понял, как это случилось. Он виновато покосился, и отдернул ладонь.
— Я… не хотел. Прости. Я просто... переживаю. За тебя в том числе.
Она смерила детектива уничижительным взглядом. Затем медленно встала, оставляя пару долларов рядом с чашкой.
— Пока ты не научишься отпускать и идти вперед, Джеймс, ничего в твоей жизни не поменяется. Ты так и будешь сидеть в своем коконе. Мне жаль тебе это говорить, но я не собираюсь потакать твоим безосновательным страхам и опасениям.
— Калина, постой, я…. — начал было Джеймс, вскакивая с места, но та уже скрылась за дверьми кафе в ночной темноте.
Джеймс откинулся на кресле, зажмурившись. «Дурак... какой же я дурак…» — причитал Сэвидж, сдавливая ладонью виски с такой силой, будто хотел размозжить свою голову. Что на него нашло? Да и чего он, собственно, вообще ждал? Что Калина встанет на его сторону, поймет, утешит? Скажет, что он все делает правильно?
Ему было ужасно паршиво. Он сгорал от стыда, его выворачивало наизнанку, а внутренности стягивало узлами. Детектив решил, что домой возвращаться смысла нет — он все равно чувствует себя там в западне. Завтра днем его ждало важное заседание, а сна не было ни в одном глазу.
Джеймса словно несло потоком к неизбежному концу. Стоило ему закрыть глаза, как картина перед глазами менялась, словно кто-то переключал кадры из фильма. Вот Митчелл застает его за рабочим столом, говоря что-то. Вот они уже едут в машине. Вот уже полный зал суда, наполненный галдящим шумом… Кто-то здоровался с ним, говорил что-то, но Джеймс скорее отвечал на автомате, чем осознавал, что происходит.
Зал суда замер, когда судья поднял взгляд от бумаг перед собой. Мгновение казалось вечностью, но слова разрезали тишину словно нож.
— С учетом представленных доказательств, я принимаю решение временно отстранить детектива Джеймса Сэвиджа от ведения дела убийцы, известного как «Мотылек». Полицейский департамент Эйберсвуда обязан передать все материалы расследования ФБР для дальнейшей работы.
Джеймс почувствовал, как мир рушится под его ногами. Голова закружилась, сердце забилось глухо, словно пытаясь пробиться сквозь бетонную стену.
Судья продолжил, но Сэвидж уже не слышал слов. В его ушах стоял
— Суд завершен, — объявил судья.
Джеймс встал, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Злость и стыд жгли лицо. Но надо было сохранять хладнокровие, чтобы хотя бы поражение принять достойно. Только так он мог выйти победителем в этой ситуации — скрыть чувства, не показать, что Гэри и его адвокат, а также все невзлюбившие детектива добились своего. Они сломали все внутри, распотрошили, чувствуя, что поступили правильно.
Он старался не смотреть ни на Калину, ни на Гэри, хотя чувствовал на себе их пристальные взгляды. Джеймс боялся, что увидь он в их глазах сочувствие, предостережение, все его показное спокойствие как рукой снимет. «Я же говорила тебе, ты мог пойти на переговоры с Миллером и до этого не дошло» — вот что сказал бы ему взгляд Сантох.
Что ж, в очередной раз он оказался неправ в этой череде принятых им решений. Сейчас ему было уже все равно, как сложится дальнейшее расследование, как сложится его карьера, что будет с городом, если преступника не найдут. Вернувшись в участок, детектив закрыл за собой дверь кабинета, оставив весь мир снаружи. Он стоял посреди комнаты, оглядываясь на знакомые вещи, которые теперь казались чужими.
На его столе лежали дела, над которыми он работал днями и ночами. Все это теперь будет передано другим. Его руки сжались в кулаки, и прежде, чем он успел подумать, его кулак врезался в стол, отправив папки на пол.
— Черт! — крикнул он, сорвавшись.
Он схватил папку, швырнул ее в стену, затем другую. Ему казалось, что это хоть как-то поможет справиться с яростью и чувством пустоты.
Дверь кабинета открылась, и в проеме появился Митчелл.
— Эй, — осторожно сказал он. — Джеймс...
— Уходи, Билл, — глухо ответил Сэвидж, не оборачиваясь.
— Я просто хотел...
— Уходи! — Джеймс обернулся, его глаза пылали гневом.
Митчелл поднял руки в знак сдачи и закрыл дверь.
Джеймс опустился на стул, тяжело дыша. Он посмотрел на беспорядок вокруг, но вместо облегчения почувствовал лишь еще большее отчаяние. Он закрыл лицо руками, пытаясь унять дрожь. Все, что он строил, рухнуло за один день.
— Как он? — послышался приглушенный голос Чарли из-за двери.
— Плохо, — ответил Билл.
Они оба молчали, глядя на закрытую дверь кабинета Джеймса. Вокруг царила напряженная тишина. Детектив будто ощущал, как сотрудники участка украдкой поглядывали в сторону двери, но никто не решался подойти.
— Может, ему надо дать время, — наконец сказал Бэннет, но даже в его голосе не было уверенности.
— Или нет, — возразил Митчелл. — Но сейчас это точно не момент, чтобы лезть к нему.
Они оба знали, что у Джеймса есть право пережить этот момент в одиночестве, но все равно чувствовали вину за то, что не могут ему помочь.