Кокон
Шрифт:
Поменялся значит? Джеймс ничего не сказал, лишь задумался. Да, он действительно поменялся. Ему пришлось. Он всю жизнь шел к мечте, шел к признанию, и теперь, когда этот шанс был в его руках, он таял, как весенний снег у него под ногами, превращаясь в грязное серое месиво.
Так и проходили дни, выматываемые сначала вечными проверками и заседаниями, а потом попытками вернуться к работе вечерами. Но чем дальше все это длилось, тем меньше смысла Джеймс видел в своей работе.
Детектив уже не знал, на кого злиться — на себя, на окружающих, на Калину… Она продолжала
После очередного заседания Джеймс вновь столкнулся с Калиной у выхода из здания суда. Женщина ободряюще улыбнулась.
— Я вижу, как тебе это тяжело, — заметила она, протягивая ему стакан кофе.
— Не представляешь, насколько, — пробормотал он, принимая стакан.
— Миллер и его адвокат знают, что делают, — сказала Калина. — Знаешь, что странно? Когда я разговариваю с Миллером, он никогда не говорит плохо о тебе.
Джеймс хмыкнул:
— Ему и не нужно. У него есть Мортон, чтобы делать всю грязную работу.
— Но что, если он прав? Пока они собрали достаточно убедительные доказательства. Тебе надо решительно действовать, иначе сам за решеткой окажешься.
Джеймс замолчал, пытаясь справиться с нарастающим чувством беспомощности.
— Между прочим, ты оказала им огромную услугу, выпустив свою первую статью аккурат перед началом заседания, — обвиняюще произнес он, но Калина на это лишь ухмыльнулась.
— Ну извини, тут я не могу ничего поделать — работа есть работа. Это газета распоряжается, в каком порядке ставить статьи, а не я. И как тебе статья?
Джеймс вскинул бровь, не понимая, к чему она клонит.
— Ну, статья как статья. Жертва, которая стремится к мечте. Ничего нового.
Калина посмотрела на него с любопытством:
— А я вот нахожу между вами много общего, — заметила она.
Эти слова резанули Джеймса. Его лицо на мгновение изменилось, но он быстро вернул маску безразличия.
— И чем же? — он скрестил руки на груди.
— Ты знаешь, чем больше я общаюсь с ним, тем больше его понимаю. Но я понимаю и тебя, — она поджала губы. — Он хочет вернуть свою жизнь, Джеймс. Сейчас пока все еще есть шанс вернуть все на круги своя. Просто признай вину, принеси извинения. И конфликт будет улажен.
— Это твои догадки или передаешь слова Гэри, как почтовый голубь?
Она недовольно цокнула языком и закатила глаза.
— Мужчины… Как же тяжело просто признать свою ошибку и идти дальше. А поднять белый флаг и прийти к мировому соглашению для вас так вообще выше ваших сил! — прошипела она, и Джеймс даже не понял столь резкую причину ее недовольства. — Это не попытка задеть твою гордость.
— Я не могу позволить себе ошибаться, Калина, — ответил он. — Если я ошибаюсь, это значит, что кто-то еще гуляет на свободе.
Калина лишь пожала плечами:
— Знаешь, я думаю, людям нравится быть
Она развернулась и скрылась за углом, где только что мелькнул Гэри, даже не удостоив оппонента взглядом.
Запись от 14.10.хххх
«Я никогда не думал, что буду писать это. Мои руки все еще дрожат, а мысли мечутся, не зная, куда направиться. Сегодня я случайно нашел в вещах Джи тест на беременность. Положительный.
Это объясняет ее плохое самочувствие последние недели. Все встало на свои места. Но почему она не сказала мне? Почему она выбрала молчать?
Сначала я был в шоке. Потом накатила злость. Не на нее, а на всю ситуацию. Раньше я бы сразу сказал, что не готов стать отцом. Но теперь... Теперь я не уверен.
Я все еще не знаю, что делать с этой информацией. Я ведь даже сам не понимаю, кто я такой. Как я могу быть отцом? Что я могу дать этому ребенку? Разве что груз своих собственных страхов, свою нестабильность?
Но одна мысль уже ясна: я против аборта.
И все же, несмотря на все это, я хотел бы, чтобы Джи сама сказала мне. Вместо этого она солгала. Когда я попытался осторожно заговорить о ее самочувствии, предложил сходить к врачу, она сказала, что это из-за новых противозачаточных.
Но я-то знал, что это ложь.
И если она солгала один раз, значит, могла солгать и еще.
Эта мысль будто поселилась внутри меня и не дает покоя. Я стал замечать больше. Ее слова, жесты, взгляды — все казалось другим, чем прежде. Она что-то скрывает. Я уверен.
Настолько, что последние дни превратились в туман. Я не помню, как они проходили. Утро, вечер — все смешалось. Я уверен, что ходил на работу, но сегодня мне позвонили оттуда. Сказали, что я пропустил несколько смен и даже не предупредил.
Но если я не был на работе, где я был?
Я пытаюсь отогнать эти мысли, убеждаю себя, что все в порядке. Но внутри меня поселился страх.
Если я не могу доверять Джи, могу ли я доверять себе?
Не хочу думать об этом всем, хочу выяснить, кто был моим донором. Я вновь попытался спросить у доктора Джефферсона об этом, когда был на приеме на прошлой неделе, но он сказал, что и сам не знает. Вообще не принято говорить о таком, но видя, как сильно меня это беспокоит, сказал, что этот человек завещал себя на органы после смерти. Это все, что ему известно.
Странно. Это же очень хороший поступок. Станет ли маньяк, если я все же его органы получил, делать такое?