Кокон
Шрифт:
Джеймс закрыл глаза и откинулся на спинку стула. «Хочет помогать людям». Эти слова звучали, как издевка.
Он продолжил чтение.
«После десяти лет усердной учебы, работы ночами и финансовых трудностей, Миллер был в шаге от своей мечты. Он собирался получить лицензию врача, чтобы, наконец, начать свою карьеру. Но внезапное обвинение в серии жестоких убийств разрушило все. Теперь Гэри Миллер вынужден доказывать свою невиновность.»
Джеймс почувствовал, как кровь приливает к вискам.
«Гарет —
Джеймс бросил газету на стол. Он понял, куда все идет. Миллер в глазах общественности — герой, который сражается против системы. А он, Джеймс Сэвидж, тот, кто рушит чужие мечты.
Он почувствовал, как тяжесть ситуации буквально давит ему на грудь. Даже если Миллер виновен, Калина своими статьями уже начала создавать для него образ жертвы. И что хуже, общество готово поверить в эту историю.
«Американская мечта», — подумал Джеймс. — «Люди обожают такие сюжеты. Парень из среднего класса, который всего добился сам. А я? Что у меня? Пара обвинений в превышении полномочий и репутация маниакального детектива».
Его взгляд снова упал на газету. В уголке страницы была фотография Гэри: серьезный, но сдержанный взгляд, подчеркивающий его кажущуюся невинность. Джеймс почувствовал, как внутри поднимается отчаяние. Ему казалось, что он уже проиграл эту битву. Потому что Калина, хоть и подошла к своей работе, как обычно, со всей серьезностью и щепетильностью сейчас оказала Сэвиджу дурную услугу.
Маркус Мортон, который еще при первом знакомстве показался Джеймсу хитрым, дотошным и уверенным адвокатом, полностью оправдывал сложившееся о нем впечатление. Детектив даже не хотел думать, сколько денег отдал за его услуги молодой врач, но уже после первого из череды заседаний стало ясно — в этот раз все же чьи-то головы полетят. Хотя бы для вида. И Джеймс подозревал, что его собственная.
На первом заседании Маркус тут же взял инициативу в свои руки и не отпускал внимания присутствовавших ни на минуту. Было видно, какую колоссальную работу за полтора месяца подготовки он проделал. Кроме журналистов, присутствовали коллеги Миллера, его друзья. Гэри Миллер сидел за столом защиты. Его лицо выражало смесь спокойствия и легкого презрения.
Все это явно было тщательно продумано и отрепетировано, как постановка. И, как и к актерам на сцене, все взгляды были прикованы к обвинителю, готовому начать свое вступительное слово. Голос Мортона был громким, ясным, словно он преподавал урок перед аудиторией.
— Уважаемые присяжные, — начал адвокат, поднявшись. — Сегодня мы рассмотрим вопиющий случай полицейского произвола. Мой клиент, врач с безупречной репутацией, был оклеветан, унижен и подвергнут безосновательному аресту.
Джеймс сидел в зале, его руки нервно сжимали подлокотники. Каждое слово звучало, как удар по его профессиональной гордости.
Адвокат продолжал:
— Мы видим, как полиция, пытаясь скрыть свои провалы, ищет козлов
Гэри повернул голову в сторону Джеймса. Его взгляд был полон холодного удовлетворения.
— Мы здесь, чтобы рассмотреть вопрос: действительно ли у полиции были основания подозревать моего клиента, Гэри Миллера, в столь ужасных преступлениях? Или это очередной пример грубого превышения полномочий?
Как ни странно, почти весь департамент с радостью вызвался встать на сторону защиты. Сэвидж не тешил себя мнимой надеждой, что они искренне верят в него. Для большинства это была необходимость, чтобы спасти свою работу. Они все были в одной лодке, и мало кто хотел иметь опыт работы в участке с плохой или скандальной репутацией.
Тем не менее, некоторые вызвались лично встать на защиту под присягой перед судом. Помимо Билла и Чарли, Патрик Перкинс, Джек Одли… даже Кевин Рэндалл, который проводил первый допрос Миллера, — все они высказывались в положительном ключе о своем коллеге. У детектива даже защемило в груди от благодарности.
Судья внимательно выслушивал все показания, то и дело задавая уточняющие вопросы полицейским. Адвокат Мортон решил вплотную заняться допросом.
— Как давно вы работаете вместе с детективом? — спросил он у Митчелла, обращаясь будто больше к присяжным, чем к сержанту.
— Почти восемь лет, как был переведен в департамент Эйберсвуда, — непринужденно ответил Билл, как обычно с располагающей к себе легкой улыбкой. — Мы начали с ним вместе с дела №6527, мы тогда начали расследовать серию краж в магазинах на Мэйн-стрит.
— И как бы вы охарактеризовали вашего коллегу?
— Я бы назвал его самым преданным своему делу офицером. Крайне дотошным и… хмм…
— Самоуверенным? — подсказал адвокат.
— Я бы сказал целеустремленным, — нахмурился Митчелл, глаза которого быстро забегали из стороны в сторону.
— Вот как? — ухмыльнулся Маркус. — А у меня есть показания от ваших же коллег, да и ваши собственные характеристики, что вы дали мистеру Сэвиджу в 1987 году. Тут вы называете его, дословно: «самоуверенным мудаком, который не умеет работать в команде», — он оторвался от листка, с которого зачитывал цитату, внимательно наблюдая за Биллом. — Это ведь ваши слова?
— В-верно… — растерянно отозвался сержант, поняв, что нет смысла отрицать слова. — Однако с годами я изменил свое отношение к его подходу к работе. Я не знаю ни одного полицейского, кто так же, как Сэвидж, хотел добиться справедливости. Он просто хорошо делал свою работу.
— Но ведь еще незадолго до дела Мотылька ты и многие другие сотрудники, мягко говоря, не слишком ладили… Вас так сильно сплотило это дело?
Митчелл виновато покосился на стол, за которым сидел хмурый Джеймс. Он и так знал отношение некоторых коллег к нему, да и остальные во многом не скрывали, что Сэвидж не был им приятен. Пока все это оставалось в издевках, насмешках и шепотах за спиной, это не ранило его так, как здесь, перед судом присяжных. Или дело было в другом? В том, что он успел переменить свое отношение ко многим вещам за четыре месяца расследования?..